Джек Макдевит - Двигатели Бога

Статую вырезали из льда и скалы. Она спокойно стояла на пустынной снежной равнине – существо из ночных кошмаров – с загнутыми когтями и неземными глазами. В изгибе губ – приоткрытых и округленных – что-то зовущее, пожалуй, даже чувственное. Присцилла Хаткинс не понимала, почему ей так неспокойно. Тревожил не только хищный облик существа, угроза, исходившая от длинных когтей и крадущихся, как лунный свет, нижних лап. И дело даже не в подчеркнутой агрессивности позы и не в том, что фигура стоит посреди безжизненной равнины, в октябрьском свете Сатурновых колец.

Пожалуй, беспокойство вызывает интерес статуи к кольцевому миру, который навсегда застыл над полосой низких холмов и горных кряжей на западе. В ледяных чертах застыло странное выражение, пожалуй, вернее всего это назвать философской жестокостью.

– Я возвращаюсь, – эхом прозвучал в ее наушниках голос Ричарда. Чувствовалось, что он волнуется. – Среди всех Монументов этот был найден самым первым и до сих пор считается самым выдающимся экземпляром.

Они стояли на помосте, специально построенном, чтобы сохранить следы участников предыдущей экспедиции. Вот здесь стоял Терри Кейс, а там Катти Чанг. А эти тяжелые отпечатки следов вокруг фигуры принадлежали самому Штейницу. (Она знала все, потому что без конца смотрела древние видеозаписи, наблюдая за астронавтами, неуклюже передвигавшимися в тяжелых скафандрах.)

Вспомнив об этом, она улыбнулась, сунула руки в карманы и взглянула на Ричарда Вальда. Он был в мятых серых джинсах, белом свитере, а на голове – как всегда – ирландская шляпа. (Эта одежда не очень-то хорошо гармонировала с пузырьком связанной энергии, который обеспечивал пространство для дыхания.) Он был слегка не в фокусе, и она с трудом различила его внутри поля Фликингера. Так же он одевался и в обычной жизни.

Ричард – светило в археологии. Его имя будут помнить, пока не угаснет интерес человечества к своему происхождению и пока не перестанут посылать исследователей в космос.

Сейчас они благоговейно стояли перед «этим» и чувствовали себя детьми. А вокруг только тишина и одиночество.

Хаткинс, на первый взгляд, принадлежала к той категории миниатюрных женщин с точеными чертами и очаровательной улыбкой, которые явно уместнее в гостиной, чем среди этой пустынной равнины. В темных глазах – только спокойная вежливость. Но эти глаза умели гореть.

Короткие черные волосы выглядывают из-под широкополой шляпы-сафари. Все знакомые считали, что ее амбиции – результат хрупкого сложения, и чтобы компенсировать этот недостаток ей приходится завоевывать мужчин, профессиональный успех и, наконец, звезды.

Она знала (или считала, что знает), что это не так. На самом деле все гораздо проще, но она далеко не всем хотела об этом рассказывать. Отец взял ее с собой на Луну, когда ей было всего лишь восемь лет. Присцилла смогла ощутить притягательную силу древнего лунного величия, а потом это как наваждение преследовало ее во сне и наяву. Именно эта таинственная сила помогла ей понять собственную душу. «Живи, пока живешь, наслаждайся каждым мгновением жизни.» Прежние ощущения снова ожили сейчас, когда она увидела ледяную статую.

Ричард Вальд сложил руки на груди и зябко передернул плечами, как будто ему вдруг стало холодно в энергетической оболочке. В нем чувствовалось осознанное достоинство – такое самоощущение присуще людям, которые достигли славы, но не придают этому значения.

Ричарду уже шестьдесят, но он все еще полон жизненных сил. Не секрет, что он не прочь выпить, повеселиться на вечеринке, да и вообще не пренебрегает женским обществом. Он сохранил строго деловые отношения со своим пилотом Хаткинс. Во внешности Ричарда было что-то от пророка: седая грива волос и усы, высокие скулы и обезоруживающе чистый взгляд голубых глаз. Но суровая внешность всего лишь прикрытие. Хаткинс видела в нем «котенка».

Ричард бывал здесь и раньше. Это место – в некотором смысле – его родина.

Найденный здесь Монумент был первым, невероятным псевдоконтактом, который двести лет назад встревожил все человечество, заставив понять, что оно вовсе не одиноко во Вселенной. Исследователи нашли на других звездах еще тринадцать других Монументов, несколько отличающихся друг от друга по манере исполнения. Ричард считал, что существуют еще многие тысячи.

Великие Монументы – его всепоглощающая страсть. Фотографии Монументов украшали стены его дома в штате Мэн: дымчатая пирамида, вращающаяся по орбите вокруг скалистого мира в системе бело-голубого Сириуса, черная гроздь кристальных сфер и конусов, установленная на снежном поле у южного полюса безжизненного Армиса-5, прозрачный клин на орбите вокруг Арктура. (Микрофон на шее Хаткинс был изумительной копией этого клина.) Самое интересное среди реликвий – это объект, похожий на круглый павильон с колоннами и ступеньками, вырезанный на склоне горы астероида из системы Проксиона. (Кажется, – говорил ей Ричард, – что туда вот-вот должен прибыть оркестр.) Хаткинс видела только фотографии, сама она еще не была в этих волшебных местах. Но она будет там. Она проведет с ними по целому дню и ощутит руку создателей, так же как она ощущала ее здесь. Самой ей нелегко добиться этого – пилотов много, а экспедиций мало. Но Ричард разглядел в ней родственную душу. Он хотел, чтобы она увидела Монументы, потому что в ее ощущениях он видел отражения собственных. И к тому же она чертовски хороша собой.

Среди всех находок только статую с Япета можно рассматривать как автопортрет. Крылья полусложены. Руки – на каждой – по шесть пальцев, устремлены к Сатурну. Несомненно, изображение женщины, смотрящей куда-то мимо Ричарда. Ноги напряжены, туловище слегка наклонено вперед. Почти эротическая поза.

Пустой взгляд устремлен вдаль. Она стояла на ледяном постаменте, вес которого составлял примерно треть ее собственного. На льду выгравированы три строки четких белых символов. Буквы утонченные и изящные. Похоже на арабский – характерные петли, полумесяцы и изгибы. И, когда солнце, двигаясь по небу, касалось их своими лучами, символы впитывали свет и оживали. Никто не понимал, что значит эта надпись.