Джек Макдевит - Рассказы

«К черту звезды» — особый рассказ для меня. Не могу вообразить, на что была бы похожа жизнь без Джона Картера, всех этих великолепных первых посадок на другие миры, без всевозможных комет, планет и черных дыр, которые за эти годы попадали в солнечную систему и мчались страшным креном к Земле. Этот рассказ, — выражение признательности тем из нас (миллиону или более), кто сделал богаче жизнь других, отказавшись быть прикованными к этому времени, к этому месту.

Рождественская ночь.

Уилл Катлер мог заставить себя не думать о разумном океане. Или о существе, которое хотело одного — служить человеку. Или о странной шахматной партии на портрете, который висел в заброшенном городе в мире, находящемся на полпути через галактику. Он подтянул колени, прислонил к ним книгу и опустил голову на подушку. Небо над плексикуполом было темным. Вечером шел снег, но тучи уже начинали рассеиваться. Появился пояс Ориона, и прекрасная двойная звезда Земли и Луны плыла светящихся ветвей дедушкиных вязов. Снизу доносились тихий смех и разговоры.

Звуки вечеринки казались далекими, и «Космическая Гончая» опускалась на огненном столбе в безмолвную пустыню. Яркий свет читальной лампы беспокоил глаза. Он перекрыл луч ладонью, свет начал тускнеть и погас.

Открытая книга лежала у кончиков пальцев.

Трудно было поверить, что им была тысяча лет, этим рассказам, которые были полны энергии и так непохожи на все, что ему попадалось раньше: описания темных чужих мест и мерцающих замков под иными звездами и экспедиций к черным дырам. Так больше не пишут. Он читал кое-какие книги классической западной эпохи, что-то из Диккенса, что-то из Апдайка, в таком роде. Но это: кто за последнюю тысячу лет мог бы справиться с этим Брэдбери?

Ночной воздух был приятен. Он пах сосновыми иглами и кострами. И может быть, динозаврами и ракетным горючим.

Его отец, должно быть, уже несколько минут стоял у дверей.

— Спокойной ночи, Чемп, прошептал он помедлив.

— Я не сплю, папа.

Он подошел к кровати.

— Уже погасил свет? Еще рано.

Матрас просел под его весом. Уилл помедлил с ответом.

— Я знаю.

Его отец поправил простыню, натянув ее на плечи мальчика.

— Ночью станет холодно, — сказал он. — Под утро густой снегопад.

Он взял книгу и, не взглянув на нее, положил на ночной столик.

— Папа. — Это слово остановило легкое изменение позы, предшествующее мягкому пожатию рукой отца его плеча, финальному акту перед уходом. — Почему мы никогда не летали к звездам?

Он был старше, чем большинство отцов других детей. Было время, когда Уилл стыдился этого. Он не мог играть в бейсбол и плохо переносил походы. Когда единственный раз он попробовал совершить переход через Холм, то не смог без помощи добраться до дома. Но он много смеялся и умел слушать. Уилл достигал возраста, в котором начинают понимать, как много это значит.

— Это стоит денег, Уилл. Это просто больше, чем мы можем себе позволить. Ты полетишь на Землю через два года, чтобы окончить школу.

Мальчик был настойчив.

— Папа, я имею в виду звезды. Альфа Центавра, Вега, Туманность Феникс.

— Туманность Феникс? Не думаю, что я слушал о такой.

— Это в рассказе одного человека по фамилии Кларк. Туда прилетает иезуит и обнаруживает что-то ужасное.

Отец слушал, как Уилл очертил фабулу в нескольких коротких фразах:

— Не думаю, — сказал он, — что твоя мать одобрит чтение таких вещей.

— Это она дала мне книгу, — сказал он, мягко улыбнувшись.

— Эту?

ЕЕ переплет был из кассилата, вида кожезаменителя, выделялись серебряные буквы названия: «Повести космической эры».

Он поднял ее и с изумлением осмотрел. Имена издателей оказались на корешке: Азимов и Гринберг.

— Я думаю, мы не поняли, э-э, что это такое. Твоя мать заметила, что это одна из тех вещей, которые нашли хранилище времени на Луне пару лет назад. Она думала, это что-то познавательное.

— Тебе это понравится, папа.

Его отец кивнул и взглянул на том.

— Что такое космическая эра?

— Это название, которое люди классического периода использовали по отношению к своему времени. Это связано с ранним исследованием Солнечной системы и первыми пилотируемыми полетами. И, по-моему, с идеей, что мы собираемся к звездам.

По небу медленно двигалась конфигурация из огоньков.

— А, — сказал отец. — Да, у людей было много странных идей. История полна мертвых богов и формул получения золота, и представлений, что вот-вот будет конец света. — Он поднял книгу, установил лампу и открыл оглавление. Его серые глаза пробежали перечень, и на его губах заиграла слабая улыбка. — Правда такова, Уилл, что звезды — это приятная мечта, но никто не собирается к ним.

— Почему бы нет? — Уилл удивился призвуку раздражения в своем голосе. Он рад был видеть, что отец как будто не заметил этого.

— Они слишком далеко. Они просто слишком далеко.

Он смотрел вверх через плексикупол на световые блики.

— Эти люди, Гринберг и Азимов: когда они жили, тысячу лет назад?!

— Двадцатый, двадцать первый век. Где-то так.

— Ты знаешь о том новом корабле, который используют во внешней Системе? «Эксплорер»?

— Ядерные двигатели, — сказал мальчик.

— Да. Знаешь, какова его высшая зарегистрированная скорость?

— Около ста пятидесяти тысяч миль в час.

— Гораздо быстрее всего, что этот Гринберг видел в своей жизни. Все равно, если бы они стартовали на «Эксплорере» к Альфе Центавра в то время, когда были написаны эти рассказы, ты знаешь, какую долю расстояния они бы покрыли сейчас?

Уилл понятия не имел. Он решил бы, что они уже давно прибыли бы, но он видел, что ответ будет не такой. Отец достал миникомп, нажал несколько кнопок и улыбнулся.

— Около пяти процентов. «Эксплореру» понадобилось бы еще восемнадцать тысяч лет, чтобы добраться туда.

— Долгая прогулка, — неохотно сказал Уилл.

— Тебе надо хорошую книгу.

Мальчик молчал.

— Не то чтобы нее пытались, Уилл. Есть искусственный мир, наполовину построенный, где-то за Марсом. Собирались послать целую колонию, людей, скот, озера, лес, все такое.

— Что случилось?

— Слишком далеко. Черт возьми, Уилл, жизнь здесь хороша. Люди счастливы. В солнечной системе достаточно места, если люди хотят сменить обстановку. В конце концов, добровольцев для корабля-мира оказалось недостаточно. Я хочу сказать, какой в этом смысл? Люди, которые отправились бы, лишили бы своих детей нормальной жизни. Как бы ты почувствовал себя, живя всю жизнь в туннеле? Нет пляжей. Во всяком случае, настоящих. Нет солнечного света. Нельзя исследовать новые места. И ради чего? Отдача так далека, что в действительности отдачи нет.