Валерий Алексеев - Школа одаренных переростков

И даже если в помрачении рассудка я побрил себе голову от висков до пробора, а потом напрочь об этом забыл, то кто мне поднял оставшиеся волосы дыбом?

Кто их раскрасил по формуле "Каждый охотник желает знать, где сидит фазан"?

Я лунатически поднял руку и коснулся своего индейского гребня.

Гребень был самый настоящий, опрысканный лаком для волос, он натянул мне кожу головы так туго, что даже уши поднялись и глаза сделались круглыми.

Вот это финт, подумал я. И что мне теперича делать?

Ясно, что выйти в таком виде на люди человек моего характера не может.

Волей-неволей придется оболваниться наголо.

Я опять достал бритву, включил ее и принялся за работу.

Больно было до слёз.

И тут до меня дошло, что я опять кругом полудурок.

Кто мне сделал эту пакость?

Я сам ее сделал — при помощи, естественно, ноосферы.

Значит, эта задача ей по плечу?

Так пусть она постарается и вернет мне хотя бы первоначальную гриву.

Хотя нет: зачем нам лишняя ступень? Пусть сразу превратит ирокезский гребень в нормальную прическу типа полубокс.

— Брысь! — сказал я ирокезу.

Ирокез нехотя исчез.

И отражение в зеркале послушно исполнило мой новый заказ: я стал похож на курсанта милицейской школы.

Теперь мне было ясно, как Олег добивается шаровой стрижки под нуль, как Софья делает свою трофейную укладку и как панкуется Малинин.

Проще простого.

Для тренировки я сделал себе несколько разных стрижек, под битлов, под Юлия Цезаря, — но ни одна из них не подходила даже для того, чтобы показаться на глаза Черепашке, не говоря уже об остальных одаренышах: ведь сожрут.

А кстати, о Черепашке…

Минуточку, граждане.

Если вот так, усилием воображения, можно остричь себя наголо и тут же снова обрасти, то что нам помешает тем же способом изменить до неузнаваемости свою внешность?

Отпустить бороду, усы, бакенбарды… да что мы всё о волосах? Шире надо смотреть на вещи. Что помешает нам без напряга, без анаболиков, в считанные минуты нарастить себе суперменские бицепсы-трицепсы и квадрицепсы?

Я серьезно спрашиваю: что помешает?

Вот вам и благородная Черепашка: выходит, боди-бильдинг тут ни при чем, она мне пудрит мозг, а сама тайно колдует перед зеркалом, улучшая свой внешний вид.

И — ничего получается, промежду прочим.

А мы чем хуже?

"Ну-ка, поработаем над собой," — решил я.

Черты лица, говоришь, мелковаты?

Это дело поправимое — в опытных, естественно, руках личного визажиста.

Сделаем нос покрупнее: орлиный не надо, греко-римского будет более чем достаточно.

Глаза расставить пошире… впрочем, это рискованно: как бы череп не лопнул.

Ограничимся носом.

Ограничились.

И очень правильно сделали.

То есть, получился такой безобразный шнобель, что не только Черепашка — мать родная меня бы не узнала.

Я не шучу: одна лишь эта метаморфоза сделала мое лицо совершенно неузнаваемым.

Вы смотрелись когда-нибудь в круглый бок никелированного чайника?

Вот такой у меня получился визаж.

Встревожившись, я принялся выправлять свой поруганный нос, но с каждой новой попыткой он становился всё более жутким.

Размеры я более или менее восстановил, но оказалось, что хитрость не в размерах, а в мелочах: то горбинка маловата, то переносица слишком широка, то крылья носа чересчур симметрично расположены.

А от этого зависел весь рисунок лица.

В итоге я попеременно становился похож на гнусного подлеца, на мелкого ябедника, на непотребного мафиозо, на бесстыжего поджигателя войны — словом, на кого угодно, только не на себя самого.

Хуже того: после сотни метаморфоз из моей памяти выветрилось, с каким, собственно, носом я шагал по жизни до сих пор.

На просьбы "Верни мой прежний нос, я всё тебе прощу" ноосфера злорадно выдавала мне одну из предыдущих проб и ошибок.

Чем-то эта работа походила на изготовление фоторобота, но врагу не пожелал бы я делать это с собственным лицом.

Я топтался перед зеркалом полтора часа и вконец уже отчаялся, пока не вспомнил, что в кармане стеганой куртки у меня лежит кошелек, а в кошельке — моя фотография паспортного размера, которую мама посоветовала мне взять на всякий случай.

Трясущимися руками я достал фотографию, взглянул на нее (она была прошлогодняя, но тут уж как?) и приказал ноосфере:

— Вот, поняла? Сделай из меня этого человека.

В ЮНЕСКО удивились, но заказ выполнили вполне удовлетворительно.

Во всяком случае, если завтра кто-нибудь спросит, с чего это я так дико помолодел, — можно будет найти пристойное объяснение.

А потом — ничего, привыкнут.

Бедная Черепашка… сколько ей пришлось трудиться над собою, пока не получился приемлемый результат. Плакала, наверно, и не однажды. Рыдала.

Нет, ребята, не мужское это дело — вертеться у зеркала.

И тут мне в голову пришла очень странная, но совершенно ясная мысль: как будто кто-то бросил ее в прорезь моей глупой башки, как новенький юбилейный рублик.

"А если я захочу стать, например, птицей?"

Как это в песне поется:

" Чего ж я не сокол? Чего ж не летаю ?"

А ну-ка, попробуем.

"Ты этого действительно хочешь, Алексей? — сказал кто-то внутри меня. — Достаточно, чтобы ты сам захотел. Это очень просто, но сначала будет немножечко больно".

Зубы мои непроизвольно щелкнули, щеки окостенели.

Я почувствовал, как хрустит, выпирая под рубашкой, моя грудная клетка.

Черепушку, напротив, стянуло, как обручем.

Под подбородком заколыхался зоб.

И недобро, горячо зашевелились кишки.

Стало трудно смотреть прямо перед собою.

Я нервно повернул голову — из зеркала на меня глядело желтоглазое чудище с брюзгливо и гневно сомкнутым крючковатым клювом.

Нет, об этом лучше не говорить.

— Не хочу, — сказал я тихо, но твердо. — Не-хо-чу!

И жуткое видение пропало.

Оставался только жар во всем теле, в животе всё как будто спеклось.

Мне стало страшно: неужели это так просто? Так близко? Так возможно?

В голове моей метались обрывки полусвязных мыслей: возьму и стану тираннозавром, возьму и стану головастиком…

Одна только команда — и процесс пошел…

А там — необратимые изменения в сознании, и некому будет сказать:

"Стоп машина! Полный назад!"

Разве головастик может отдать такую команду?

А тираннозавру она просто не придет в его седую голову.

Да, но мне мучительно хотелось теперь испытать на себе именно эти превращения.

Тянуло к зеркалу магнитом.

Как удержаться? Как себя остановить?

Я не мог найти себе места.

Спать? Какое там спать! Во сне и обернешься…

Именно во сне становятся вервольфами.

Я метался из угла в угол комнаты и боялся случайно взглянуть в зеркало: а вдруг оттуда опять выглянет жуткий оборотень?