Александр ЩЁГОЛЕВ - ОТРАВА С ПРИВКУСОМ ДЗЕН

Через неделю мы с тобой взялись осуществить в ванной запуск баллистической ракеты из наземного положения…

Время стремительно уходит, я чувствую это каждой клеткой умирающей плоти. Признание – вот катарсис, который нам всем нужен. Катарсис, дети – это очищение. Поэтому я вынимаю диктофон и включаю запись на воспроизведение.

Некоторое время слушаем молча.

– Голоса персонажей всем известны? – уточняю на всякий случай.

Идея Шакировна едва сдерживается, чтобы не вскочить.

– Вы его что, пытали? – атакует она меня. – Почему Андрей Гаврилович так странно слова выговаривает?

У нее почти истерика. Да что там, истерика и есть. Впервые вижу, чтобы эта стальная женщина потеряла самообладание. Еще мгновение, и она снова бросится на меня…

– Нет, просто у него песок во рту, – максимально спокойно вру я. – Перед интервью мы с ним немножко по земле покатались. В остальном – все в рамках закона.

Бдительность, Клочков, бдительность. Третий глаз, «спинной мозг»… Дослушиваем запись без приключений, и я выключаю диктофон.

– Дальше, – сипло просит Щюрик.

– Дальше профессора не стало, – говорю я. – Это случилось уже без слов.

Они осмысливают услышанное. Я жду. Время стремительно уходит…

– Ты, вообще, понял, о чем была речь? – обращаюсь я к Щюрику.

Барский тупо молчит. Куриная кожа его так называемого лица быстро приобретает гнилушный оттенок.

– Это ложь! – кричит женщина. – Я не знаю, что это за трюк, но это же чушь собачья!

Кого она хочет убедить? Меня? Или своего недоделка-мужа? Я решительно возвращаю себе инициативу. Я вновь обращаюсь к мужчине, только к нему, ибо для него и были сохранены эти предсмертные откровения.

– Да, Щюрик, да. Несмотря на технические ухищрения, ты проморгал, что половая связь между твоей женой и господином Русских все-таки существовала. И не только потому, что это случалось довольно редко. Он имел Идею Шакировну в гинекологическом кресле, идиотик ты мой! Игра у них была, у профессора и медсестры – якобы осмотр. «В доктора». Медсестра подыгрывала похотливому козлу. Главное, на полном серьезе, никаких смешков или, там, оргастических стонов! Какая гадость… Нравилась ли ей эта игра? Может, и нравилась, выгоды-то для нее вроде бы никакой. А ты, растяпа, если и ловил в свой приемник каждое слово, думал – работают люди… Эй, Равновесие-то держи, держи!

Женщина встает.

– Всем понятно, что это фальшивка, – брезгливо цедит она. – У вас навязчивая идея, Димочка. Вы силой заставила Андрея Гавриловича оклеветать и себя, и других. Зачем?

Лучше ей было этого не говорить. Лучше ей было не швырять в меня вопрос «зачем».

– Повернитесь, – прошу я.

– Что?

– Спиной ко мне.

Исполнено без возражений. Лишь плечами гневно передернула. «Навязчивая Идея»… Я подхожу сзади и обнимаю ее.

Время застывает.

Реакция женщины непредсказуема. Она не вздрагивает, не возмущается, не спрашивает: «Что это значит». Она просто сползает обратно на пол, ускользая из моих неловких объятий. Я присаживаюсь рядом.

– Раздевайтесь, – говорю я ей. Она как будто не удивляется:

– Зачем?

Опять «зачем»!

– Вы не верите в «жучков»? Поищем вместе. Может, тогда и в диктофонную запись поверите.

– Отчего же, в «жучков» я готова поверить. А диктофонная запись все равно не для меня приготовлена. Какая разница, верю я в нее или нет?

– Вы, медики, – привожу я новый аргумент, – люди двойных стандартов. Вы с удовольствием осматриваете всех, кого пожелаете. «С удовольствием» – это ваше выражение, припоминаете? Так почему бы кому-то не осмотреть и вас? С тем же чувством.

– Не хочу, – отвечает она резко.

Ну что ж… Я принимаю решение. Я угрожающе распрямляюсь.

– Рассказать, что сейчас сделает смертник, взявший в заложники эту семью? Он посадит вашего мужа на диван. Рядом посадит вас. Вы оба – связанные и беспомощные. Потом он найдет нож, в лезвие которого вы, сударыня, глядитесь вместо зеркала… кстати, этот нож – не выдумка? Я не заметил у вас в доме ни одного обычного зеркала… хотя, неважно. Что потом? Я… то есть он, маньяк-смертник, разложит на ваших коленях вашего же единственного ребенка, чтобы вы наблюдали хирургическую операцию в деталях…

– Да хватит! – обрывает меня Идея Шакировна. – Что за книжные зверства… – неуверенной рукой она берется за пуговицы своей кофточки.

Она мне подчиняется!

– Леонид, ни в коем случае не снимай бак! – садит Щюрик из главного калибра. Слова взрываются, как снаряды. Он зажмуривается с таким ожесточением, что лицо его сворачивается в пространстве – словно пожирает само себя. Искусная компьютерная анимация.

Мальчик под баком что-то неслышно бормочет.

– Юбку тоже, – скучно напоминаю я. – И все остальное.

– Если вы дотронетесь до меня, – громко (для мужа?) предупреждает меня моя новая ученица, – то, боюсь, вам придется исполнить все свои угрозы. Боюсь, чувство брезгливости сильнее моего страха. Но ведь у… убивать нас всех… вряд ли ваша цель?

Что ты знаешь о моей цели, богиня, мысленно усмехаюсь я. Что ты знаешь о цепях, сковавших мучительный ряд наших перерождений? Истязала ли ты себя в поисках того Лучезарного кулака, которым разбиваются невидимые цепи?

Поэтому – разденься и ступай за мной, куда бы я ни позвал…

– Догола, уважаемая Идея Шакировна, – укоризненно говорю я и, пока она устраняет недоделки, сообщаю классу: – Контрольная работа! Вспоминаем весь пройденный материал!

Увожу женщину в детскую комнату. По ходу дела зачитываю текст из записной книжки – вместо задания:

– Раз болезни и женщины существуют, надо ими переболеть. Идите к постелям больных и женщин. И те, и другие ищут лишь того, кто способен перенять их Карму…

Щюрик, оставшийся в спальне, издает звуки, мало похожие на человеческие.

Ида шагает впереди меня – каменная, восхитительно неестественная. Как часто я воображал это роскошное тело, которым так и не смог обладать! Вот сейчас – воспользоваться бы… Какая злая ирония. Организм мой необратимо отравлен. И кем? Ее же мужем… Первое, что любая интоксикация убивает в мужчине – это половую функцию. Так природа защищается от нездорового воспроизводства. Что же говорить о моем запредельном случае?

– Прикройся чем-нибудь, – разрешаю я, когда мы остаемся одни.

Она потрясена. Не верит своим ушам.

– И так тошнит, – поясняю я. – И без тебя.

Из кроватки выдернута простыня – взлетает под потолок и стремительно закручивается вокруг ожившей статуи, скрывая от глаз никчемные подробности. Все, конец эротическому эпизоду. Пронесшийся по комнате ветерок приносит некоторое облегчение.

– Неужели этот кошмар только из-за того, что я тебе не дала ? – осторожно начинает Ида.