Артем Абрамов - Чаша ярости: Мой престол - Небо

"Ты хочешь снова уйти из настоящего?"

"Я думаю, Кифа. Как надумаю - скажу".

"Повторяешься, Иешуа. То же самое ты ответил мне в Иершалаиме, те же слова..."

"Каков вопрос, Кифа, таков ответ".

"А что будет с нами?"

"Еще раз прошу: не спеши задавать вопросы. Отпусти мне время, я сейчас пытаюсь собрать самого себя..."

"А что Анна?.."

"А что Анна? Она жива и счастлива.."

"Ты ее простил?"

"Я опять о старом... В последние дни перед моим уходом сюда я собрал вас, учеников моих, на Елеонской горе и дал вам две заповеди - сверх десяти. Помнишь?.. Одна: надо верить. Вторая: надо уметь прощать... Мари - орудие, Кифа. Орудие в злых руках. Разве можно сердиться на... на что?.. тебе лучше знать... на автомат Калашникова, например? Он - машина, устройство. Враг - тот, кто жмет на спус-ковдй крючок".

"А теперь, выходит, ты ее разрядил... Автомат Калашникова без патронов и с просверленным дулом. Употребляется вместо подпорки, игрушки, наглядного пособия - на что фантазии хватит... А что поделать с врагом, у которого ты с нашей хилой помощью отнял автомат?"

"Дойдем и до врага. А пока - смотри: она просыпается..."

Анна просыпалась. Она просыпалась, как просыпаются дети или хорошенькие женщины, чувствующие, что кто-то рядом смотрит на них - всплывающих из сна. Потому что это красиво. Потому что это всегда удивительно. Потому что это никогда не повто ряется, но каждый раз - по-иному.

И Мастера, обретшие боевую форму и достойный вид после праведной баталии умов, смотрели, как она просыпается. И Петр готов был поставить свое очередное яйцо против очередной латынинской банки пива, что общим - общим! - чувством всех судей было одно: жалость к хорошенькой женщине. И еще - стыд за то что они сделали. Хотя что спорить: хорошенькая до сих пор была еще той сукой! Автоматом Калашникова с полным боекомплектом. А теперь - если судить по прямо-таки блаженному состоянию Иешуа - превратилась в этакий одуванчик. Не исключено Божий. Честно говоря, Петр не очень понимал Иешуа. Надо верить, надо прощать... Так поверь и прости! А тот вел себя в полном соответствии с высказыванием нелюбимого им Апостола Павла:

"Без пролития крови не бывает прощения". Пролил кровь - простил побежденного. Все-таки сначала - пролить кровь и только после - поверить...

А Петр был прост, как тот самый автомат Калашникова: враг - он и в Африке враг. Буквально. Петр, как выше не раз говорено, любил автомобили и терпеть не мог автоматическое оружие. Если и терпел, то по службе.

Но Мастера-то, Мастера!.. Они - даже стыдясь свершенного - считают оное своим собственным успехом. Или все же поражением?..

А Анна проснулась, открыла глаза, чему-то засмеялась - как и час назад, но только легко и радостно, - и сказала:

– Мне кажется, я так долго спала...

Сказка про Белоснежку и семерых гномов. Вот только гномы несколько расплодились: четырнадцать их плюс прекрасный принц с еврейским именем Иешуа.

Неделя прошла с того дня, когда четырнадцать Мастеров собрались в стране Храм, чтобы приговорить к высшей мере наказания пятнадцатого - Анну Ветемаа, известную в этой стране под библейским именем Мари. И приговорили. И наказали. Высшая мера, означенная в Кодексе Мастеров, сполна отмерена: паранорм перестал быть паранормом, а превратился в обыкновенного человека, вернее - в обыкновенную женщину, хорошенькую, умненькую, весьма эрудированную, с чувством юмора, ничего не ведающую о своих исчезнувших особенностях, зато преотлично помнящую все, что происходило с ней, с Иешуа, с остальными учениками Мессии за минувший год с лишним. Убитая психо-матрица унесла с собой в бездонное Никуда все, что с ней было связано, именно с ней и только с ней. Нет, Анна помнила, конечно, и о том, как ее отыскали люди Службы, и первую встречу с Дэнисом помнила, и работу в лабораториях под началом Умника, и свою малопонятную ей самой засекреченность в Довильском центре - вплоть до запрещения встречаться с кем-либо из Мастеров. Хотя она знала, что носит звание Мастер-пятнадцать. Хотя она знала, чем занимаются Мастера в Службе. Но понятия не имела, как сочетается ее звание - Мастер ("не совсем Мастер", по словам Иешуа) - с ее способностями. Тот, кто внутри всегда жил в ней и всегда помогал находить выход из разных частенько неприятных! - ситуаций, позволял их предчувствовать. Но - не более. Анна понимала, что до настоящих дел настоящих Масте-Р°в, до их непредставимого здравому уму мастерства - если позво-яить себе невинную тавтологию: мастерства Мастеров, - ей добраться не дано никогда. Но и Умник и Дэнис постоянно намекали на некую особую миссию, к которой ее готовили, а в итоге оказалось, что никакой миссии не вышло, а вышло так, что она как-то случайно попала на футбольный матч в Париже, впервые увидела и услышала Учителя и стала его самой первой и самой верной ученицей. Забыв естественно, о Дэнисе, уволившись из Службы, простившись с ее теперь-то бессмысленными! - запретами.

Так Анна знала сегодня свою позднейшую историю.

Из нее напрочь выпали прежде имевшие место знания о матрице, о возможностях, которыми она наделила Анну, о той "некой особой миссии", порученной все же Дэнисом, и Анной осуществлявшейся - быть рядом с Мессией, смотреть, слушать, понимать предсказывать и предчувствовать, самой вести его, если удастся, а коль не удастся, то, по крайней мере, не отставать ни на шаг, идти вровень. И доносить обо всем в Службу регулярно - это уж и ежику ясно.

Не сохранилось у Анны памяти о своей паранормальности и о палаческом методе ее извлечения, а жила лишь память о прекрасном и счастливом времени рядом с Учителем и друзьями, а также надежда на то, что времени этому длиться и длиться. А Дэнис - враг, волчара злой и коварный, о том знает всякий приближенный к Учителю. Хорошо, что она с ним рассталась...

И тот, кто внутри, по-прежнему был жив-здоров, умел дарить предчувствие и, грешным делом, не раз напоминал Анне о ее частых финансовых победах за игровыми столами казино Европы. Соблазнял, значит.

Но все Мастера - будь их хоть трижды по четырнадцать! - не смогли бы, если б не помощь Иешуа, убить матрицу так, чтобы не только не повредить мозг, но и не оставить ему ненужной памяти. По мнению Иешуа - ненужной. Ибо помнить о былой силе, пусть даже злой, и знать, что она всего лишь - былая, такое вынести не каждому. Чтоб не сказать: никому не вынести. Но вот вам мольба к Господу, выплеснутая в псалме: "Грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай..." Разве не о ней подумал Иешуа, когда помогал Мастерам вернуть Анну в "доматричное" состояние и одновременно - это уж точно сам! - снимал с нее груз прожитых грехов и преступлений? Конечно, о ней, о мольбе той, подумал, ибо грехи Анны и ее преступления против Мессии и его страны Храм были весьма велики и заметны всякому. Поболе, чем у каких-нибудь боевиков, со стрельбой прорывавших охранный периметр, или даже у тех, кто Нгамбу похитил и состарил. Однако простил ей грехи Мессия...