Артем Абрамов - Чаша ярости: Мой престол - Небо

Было слышно, как на улице, с парадной стороны церковной ады резко, с визгом, затормозил автомобиль.

– Кого там Бог принес? - стандартно вопросил Никодим позвал матушку: Настасья, погляди...

Но глядеть поздно было: гости уже обошли храм и появились в садике. Гостей было пятеро: офицер в бежевой военной рубахе с лейтенантскими звездами на воротнике, в военной же, по форме похожей на бейсбольную, фуражке - с двумя скрещенными оливковыми ветвями над козырьком, эмблемой Объединенных миротворческих сил в Европе, а с ним - четверо солдат с автоматами.

Почему-то там, где появлялся Иешуа, немедленно возникали люди с автоматами.

– Господин... - начал и сразу запнулся офицер, не зная, как назвать Иешуа, - э-э... господин...

– Называй меня просто Посредник, - мягко сказал Иешуа, намеренно используя привычный и понятный тому военный термин - umpire. - Что ты хочешь?

– Господин Посредник, я уполномочен доставить вас в Главный штаб Корпуса к генералу Догерти.

– Я не один, лейтенант, вы не заметили?

– Так точно, заметил, господин Посредник, но приказ генерала сформулирован однозначно: доставить вас одного и немедленно.

– Я не подчиняюсь твоему генералу, сынок. Если он так торопится, пусть поднимет зад и примчится пулей сюда. Полагаю, у отца Никодима найдется для него лишний стул и рюмочка сливянки. Как, Никодим, найдется?

– Найтись-то найдется, - степенно, входя в роль, произнес Никодим, - но только хотел я у вас, господин лейтенант, спросить: вы что, телесеть не смотрите? Не знаете, с кем разговариваете и кому имеете смелость приказывать?

– Так точно, смотрел и знаю, - лейтенант по-прежнему не говорил рапортовал, - но позволю заметить: я - убежденный атеист, сэр. Я не верю в то, что показывало ти-ви про господина Посредника.

– Почему? - ошалело спросил Никодим.

– Это же ти-ви, сэр, - вдруг смягчился бравый лейтенант, объяснил по-свойски: - Они там такое могут... - и тут же перешел на язык вышеназванного Корпуса: - Я прошу вас, господин Посредник, проследовать за мной, иначе мне придется отдать приказ солдатам доставить вас силой.

Все это отдавало хамством. То ли хамством самого лейтенанта, знающего иного метода общения с гражданскими подозрительными лицами, то ли хамством далекого генерала Догерти. В первом случае обращать внимания не стоило: мальчишка, дорвавшийся до сладкого права командовать, пусть его, вырастет поумнеет. Во втором следовало сделать выводы.

– Это распоряжение генерала: в случае неповиновения доставить силой? поинтересовался Иешуа. - Или ваша самодеятельность?

– Генерала, сэр!

– А где находится штаб?

– Проспект Свободы, сэр. Здание бывшей духовной семинарии. Три квартала отсюда.

Иешуа знал это здание. Они уже третий день околачивались в Белграде, они встретились со всеми местными сербскими начальниками.- от президента до мэра Белграда, но возможность уехать на юг зависела только от этого долбаного генерала Догерти, командующего Корпусом "Балканы" Объединенных сил, а долбаный генерал был неуловим. То он - на позиции, то он - на маневрах, то он - меняет дислокацию... Короче - нет его. И необходимых документов - нет. Иешуа не раз предлагал: махнем туда самостоятельно, зачем нам какие-то бумажки, но опытная Мари, однажды бывшая с какой-то миротворческой миссией именно здесь, в Сербии, однажды залетавшая в местную тюрьму за появление в зоне конфликта без надлежаще оформленных, бумажек, повторять печальный опыт не желала.

– Днем меньше, днем больше, - говорила она, - война все равно не окончится. Давайте действовать легитимно.

Иешуа клюнул на красивое слово.

И вот теперь его по приказу волокут к тому, кого он добровольно отлавливал два дня.

– Отлично, лейтенант! Мне к вашему генералу как раз и надо, - сказал он, так что следуйте за мной.

И исчез.

Это было уже не ти-ви с его безграничными возможностями дурачить честных налогоплательщиков. Это было пусть рядовое для Иешуа, но всегда безотказно действующее на атеистов чудо, Называемое, впрочем, научно: телепортация.

– Где он? - растерянно спросил лейтенант.

Казалось, не ответь ему- тут же расплачется и начнет искать мамку.

– Полагаю, в кабинете генерала Догерти, - толково разъяснил Педро. - Но уж в здании штаба - наверняка.

– А как... - На бравого офицера жалко было смотреть. Впрочем, на его подчиненных - тоже.

– А просто, - ответил Педро, толкая ногой под столом отца Никодима, тоже малость обалдевшего от увиденного, рот раскрывшего и тем самым смазывающего католическому священнику пропагандистскую работу с убежденными атеистами. - А чудо.

– Чудес не бывает. - Атеист был очень растерян, но убежде ний не менял.

Что и говорить - военная косточка, пытай его - ничего выдаст, потому что не знает, что выдавать.

– Так вы пойдите проверьте, - продолжал Педро, - в штабе все и проверьте: чудо или не чудо. А мы тут посидим, подождем...

Зря он так с лейтенантом. Что до убеждений - тут можно спорить, но не насмехаться же над ними! Это - перебор...

И лейтенант тут же уловил его.

– Всем встать! - зычно скомандовал он. И к солдатам: - Всех в машину!

Всех - это отцов Педро и Никодима, людей благочестивых и верноподданных. Матушку не тронули, посчитали непричастной к оскорблению властей. Так она в крик голосила, и крик сей буквально рвал барабанные перепонки и ранимые сердца Никодима и Педро, пока белый миротворческий "хаммер", очень похожий на колумбийских собратьев, не унес арестованных за три квартала - как раз к зданию бывшей духовной семинарии, которую успел окончить отец Никодим в то время, когда та еще не перешла в ведение Корпуса "Балканы". Унес "хаммер" туда арестованных, а "миротворцы" их вывели с наручниками на запястьях, оприходовали по блицформе и запихнули в подвал, где штаб имел нечто вроде тюрьмы-предвариловки.

Народу в общей камере хватало. По большей части - случайного и невинного. Опять же беспаспортные беженцы с юга, с театра военных действий, опять же местные мужички, городские жители, не вовремя и не к месту подвернувшиеся бравым миротворческим патрулям. Миротворчество - это уже третье столетье такая трудная работенка, что без регулярных карательных акций против всех ее не исполнить. Какой же ты, блин, миротворец, если тебя все кругом не боятся? Это же лишь на эмблеме - оливковые веточки...

– За веру страдаем, - высоко заявил сидельцам отец Никодим, плюхаясь на скамейку, вежливо очищенную камерниками для двух преступных священников. И то же самое, но по-английски - для Педро.

– За глупость, - тут же опустил его отец Педро, но сделал это тоже по-английски, так что прежние камерные сидельцы текста не поняли и смотрели на двух отцов с большим почтением.

И сразу беседа хорошая пошла. А и то понятно: какая разница, где батюшке паству искать? Она и в храме и в остроге одинаковая и одинаково нуждается в Божьем слове...