Клиффорд Саймак - Могильник. Сборник научно-фантастических произведений

Попятившись, я обернулся, окинул взглядом контору, и от всего этого сумасшествия у меня голова пошла кругом — от этих кукол, лежавших на полке, от ниши с одеждой, круговорота тьмы и холода в дыре и пачки документов, из которых следовало, что кто-то купил полгорода.

Протянув руку, я задернул занавес. Его половины легко и почти бесшумно соединились, закрыв от меня кукол, одежду и дыру в стене, но безумие осталось со мной. Я почти физически ощущал его присутствие, словно оно было тенью, которая неслышно двигалась во мраке, обступившем со всех сторон круг света под лампой.

Что делает человек, столкнувшись с невероятными, однако совершенно очевидными фактами? — спросил я себя. Ведь то, что я здесь нашел, несомненно существовало; вообразить или, скажем, неверно истолковать можно что-нибудь одно, но все вместе никак не могло быть игрой моего воображения.

Я выключил лампу, и тьма, сомкнувшись, окутала комнату. Не снимая руки с выключателя, я замер и прислушался, но не услышал ни звука.

Я на цыпочках стал пробираться между столами к двери, и с каждым шагом во мне рос ужас перед какой-то неведомой опасностью — пусть воображаемой, но все равно страшной и неотвратимой. Быть может, этот ужас породила мысль о том, что здесь непременно должна таиться какая-то опасность, что все найденное мною тщательно скрывалось, и что, по логике вещей, здесь обязательно должно быть какое-то защитное устройство.

Я вышел в коридор и, прикрыв дверь в контору, с минуту постоял, прислонившись к стене. Коридор тонул во мраке. Свет горел только на лестнице, да в окна проникал слабый отблеск уличных огней.

Ни шороха, ни единого признака жизни. С улицы доносились приглушенные расстоянием гудки автомашин, скрип тормозов и веселый женский смех.

И вдруг, по какой-то непонятной причине, я почувствовал, что для меня очень важно выйти из здания никем не замеченным. Как-будто это игра, невероятно важная игра, в которой на карту поставлено так много, что я не мог рисковать выигрышем, попавшись кому-нибудь на глаза.

Я прокрался по коридору и уж почти достиг лестницы, как вдруг почувствовал за собой погоню.

«Почувствовал», пожалуй, не то слово. Потому что это было не ощущение, а уверенность. Я не услышал шороха, не заметил никакого движения или мелькнувшей тени. Не произошло ничего, что могло бы меня предостеречь — только этот прозвеневший в моем мозгу необъяснимый сигнал тревоги.

Я в ужасе стремительно обернулся и увидел, что оно уже почти настигло меня — нечто черное, человекоподобное, приближавшееся ко мне с огромной скоростью и совершенно бесшумно. Словно оно, чтобы не было слышно шагов, бежало по воздуху.

Я обернулся так внезапно и резко, что меня отбросило к стене, и эта фигура проскочила мимо, но тут же, молниеносно развернувшись, ринулась обратно. На фоне слабо освещенной лестничной клетки обозначились контуры массивного тела, и передо мной мелькнуло бледное пятно лица. Я инстинктивно выбросил вперед кулак, целясь в это единственное на черном силуэте светлое пятно. Когда мой кулак вмазал в эту бледность, что-то чмокнуло и от удара у меня заныли костяшки пальцев.

Человек — если это был человек, — пошатываясь, отступил назад, а я, последовав за ним, снова размахнулся, и снова раздался этот чмокающий звук.

Человек уже не пятился, а откидывался назад, упершись поясницей в железные перила, которые огораживали площадку от лестничного пролета, откидывался всем корпусом, переваливаясь через перила, и спустя мгновение, раскинув руки, он уже начал свое страшное падение в зияющую пропасть, на дне которой белели мраморные ступени.

Его лицо на миг попало в полосу света, и я успел заметить широко, словно для крика, разинутый рот, но крика не было. Потом он исчез, и до меня донесся тяжелый удар — пролетев футов двадцать, он рухнул на ступени нижнего марша лестницы.

В тот момент, когда я неожиданно столкнулся с этим человеком, меня охватили непередаваемый ужас и отчаяние, а сейчас мне стало дурно от мысли, что я его убил. Я был уверен, что невозможно остаться в живых, упав с такой высоты на каменные ступеньки.

Я ждал, что вот-вот снизу послышится какой-нибудь шум. Но мой слух не уловил ни звука. Стояла такая тишина, будто сам дом затаил дыхание.

У меня взмокли от пота ладони и дрожали колени; еле передвигая ноги, я дотащился до перил и, стиснув зубы, глянул вниз, ожидая увидеть распростертое на ступеньках мертвое тело.

Но там ничего не было.

Человек, который только что отправился навстречу почти неминуемой гибели, бесследно исчез.

Я отпрянул от перил и, громко стуча подошвами, помчался вниз. по лестнице, уже не заботясь о том, чтобы производить поменьше шума. А к облегчению, которое я было почувствовал, поняв, что не совершил убийства, уже примешивался новый смутный страх: если он жив, значит, меня по-прежнему где-то рядом подстерегает враг.

Еще не добежав до следующей площадки, я вдруг подумал, не ошибся ли я — может быть, труп все-таки лежит там и я его просто не заметил. «Но разве можно не заметить распростертое на ступеньках человеческое тело?» — тут же возразил я себе.

И точно. Миновав площадку и свернув за угол, я увидел, что лестница была пуста.

Я остановил свой бег и теперь шел осторожнее, внимательно разглядывая каждую ступеньку, словно это могло дать мне какой-нибудь ключ к разгадке того, что здесь произошло.

И спускаясь по лестнице, я вновь почувствовал запах Лосьона — тот самый запах, который исходил от Беннета и который я уловил в конторе, где нашел его кукольного двойника.

На нижних ступеньках и на полу площадки я заметил какое-то мокрое пятно — словно кто-то пролил тут немного воды. Нагнувшись, я провел по нему пальцами — ничего особенного, обыкновенное мокрое пятно. Подняв к лицу руку, я понюхал пальцы: они пахли лосьоном и сейчас запах его был значительно сильнее, чем раньше.

Я увидел, что две полоски этой жидкости тянутся через всю площадку и спускаются по лестнице вниз на следующий этаж, будто кто-то нес здесь стакан с водой, а со стакана непрерывно капало на пол. Вот он, след того, кто должен был умереть, подумал я; эта влага и есть тот след, который он после себя оставил.

Ужасом веяло от этой лестничной клетки, такой пустой и тихой, что, казалось, тут вообще не могло быть места каким-либо эмоциям, даже ужасу. Но, возможно, этот ужас отчасти порождала сама пустота, пустота там, где должен был лежать труп, и влажный пахучий след, указывавший путь, по которому он удалился.

Ужас с воем впился мне в мозг, и я бросился вниз по ступенькам, уже на бегу пытаясь представить, как мне себя вести, если где-то на лестнице м.;ни подстерегает этот призрак, и чем мне это грозит; но даже страх перед такой встречей не заставил меня замедлить шаг, и я продолжал с грохотом мчаться вниз, пока не влетел на первый этаж.