НФ: Альманах научной фантастики 4 (1966)

Выбив чек, Люстиков остался сторожить щуку, которая металась по пустому аквариуму, а Оленька побежала черездорогу в хозяйственный магазин покупать ведро.

В лабораторию рыбу несли медленно и осторожно; чтобы не перевозбудить ее солнечным светом, Люстиков прикрыл ведро собственной шляпой.

Усыпив щуку электронаркозом, Люстиков закрепил ее в специальной ванночке. Когда он прилаживал мыслесниматель, руки нервно вздрагивали.

Оленька стояла наготове у приборной доски.

– Локатор! - шепотом скомандовал Люстиков.

– Есть,локатор! - почтибеззвучноотозвалась Оленька.

На голове рыбы засветилась длинная, ветвящаяся, как жилки листа, линия: это локатор осветил извилину, по которой сейчас, как поезд по рельсам, заскользит мыслесниматель.

– Включаем мыслесниматель! Включаем трансформатор! - отрывисто командовал Люстиков.

– Есть… Есть.. - отзывалась Оленька. Слышалось, как щелкают ключи и ручки управления.

Часть извилины, "отработанная" мыслеснимателем, гасла. Люстикову припомнилось: давно, в детстве еще, он стоял близ Батуми на краю виноградника, а мимо, вдоль шпалер плантации, двигались сборщицы. Там, где сборщица прошла, вот так же оставались "погасшие" голые кусты, а дальше шпалера горела на солнце янтарными плодами.

– Громкоговоритель! - скомандовал Люстиков. Оленька включила рубильник. Замигала сигнальная лампочка. Несколько секунд слышались потрескивания и шорохи; на этом звуковом фоне до удивительности пронзительно зазвучало:

– Я хочу съесть карася… Я хочу съесть карася… Люстиков и Оленька, взглянув друг на друга, улыбнулись.

– Историческая минута! - шепнула Оленька. Люстиков смущенно пожал плечами. Впрочем, ему и самому казалось примечательным то, что впервые удалось непосредственно трансформировать в слова мысль живого существа. "Если бы вдруг тут появился Булл", - подумал он умиленно.

Мыслесниматель скользил по извилинам. Из репродуктора доносилось одно и то же: "Я хочу съесть карася… я хочу съесть карася", порой фраза сливалась в одно слово:

– Яхочусъестькарася… Яхочусъестькарася…

Только теперь Люстиков воспринял смысл странного словосочетания и мог оценить угнетающее однообразие щучьей мысли.

– Яхочусъестькарася!.. Яхочусъестькарася, - настойчиво повторял громкоговоритель.

Улыбка сошла с лица Люстикова.

– Чем вы расстроены? - спросила Оленька, хотя сама чувствовала непонятную печаль.

– Не знаю… Может быть. Булл ошибается? Я в то смысле, что под плоскими крышами всё так же плоско!

Оленька не сразу ответила. Хотелось успокоить Люстикова, но она не могла найти слов, чтобы они был правдивыми и утешительными. Наконец она с трудо выговорила:

– Но это же щука, Григорий Соломонович, дорогой! Щука, а не корова, и не человек…

Словно не слыша или не принимая ее утешений. Люстиков сказал:

– Если старина Булл неправ, вся работа бессмысленна.

Про себя он подумал: "Вероятно, у Гитлера фонограмм звучала бы схоже: "Я хочу убить…", "Я хочу сжечь… ", "Я хочу убить…" И у всей лагерной фашистской сволочи тоже: "Я хочу жрать и хочу травить людей собаками… ", "Жрать и травить людей…"

– Зачем делать слышимой спрятанную подлость, ее и так хватает! - словно советуясь с самим собой, проговорил Люстиков. Оленька молчала.

– Я хочу съесть карася… Яхочусъестькарася…

Резким поворотом диска управления Люстиков повернул локатор. Щуп мыслеснимателя выскочил из извилины как лемех из борозды.

– Я хочу съесть кара… - Репродуктор замолк на середине слова.

Извилина погасла, и поверхность щучьего мозга сделалась однообразно серой. Люстиков чувствовал, почти видел, как локатор ищет в этой тьме. Еще секунда, и темно-красным светом загорелась другая извилина.

– Включаем мыслесниматель, - скомандовал Люстиков и, помолчав, добавил: - Смотрите, какое красивое багровое свечение. Лешка Крушанин сосчитал, что более длинные волны соответствуют отдаленной по времени информации. Не очень-то я верю самодовольным теоретикам, но если Лешка прав, мы вступим в область щучьего детства и щучьих мечтаний.

Мыслесниматель вошел в извилину.

– Включаем… громкоговоритель, - не сразу, с внутренним колебанием, сказал Люстиков.

– Есть, включить громкоговоритель.

Раздались треск, шипенье, и, словно чем-то острым разрезая звуковой фон, послышался тонкий голос, почти писк:

– Я вырасту и съем карася… И съем карася… Исъем-карася… Исъемкарася.

Темп все убыстрялся. Громкоговоритель словно задыхался. Короткая пауза, и еще громче зазвучало:

– Я вырос и съел карася… Исъелкарася… Исъел-кара…

– "Мечтания"… "Золотая пора детства"… К черту! - проговорил Люстиков, рывком выключая АДП.

Неожиданно для самой себя Оленька осторожно погладила его. Люстиков обнял и поцеловал Оленьку.

– Ты меня любишь? - еле слышно спросила она.

– Да, - ответил он.

– Ты меня любишь? - спросил он.

– Да, - ответила она.

Минуту в лаборатории царила тишина.

– Неужели и у нас… так просто? - спросила она.

– Нет, - ответил он.У нас не просто. Снова стало тихо.

– Знаешь, - сказал он, - в Институте физиологии был сотрудник, совсем ни черта не понимающий в учении Павлова. И он написал книгу "Евгений Онегин с точки зрения условных рефлексов". И там все очень…

– Не надо, Гришенька, милый, - попросила она. - Ты меня любишь?

– Да, - ответил он, - Ты меня любишь?

– Да, - ответила она.

Оленька плечом задела пусковую кнопку и нечаянн включила аппарат.

– … ся, - пронзительным рыбьим голосом закричал репродуктор,заканчиваяпрерванную фонограмму - Я вырос и съел карася… Исъелкарася… Исъелкарася…

Оленька заплакала. Обнимая ее правой рукой, левой Люстиков снова поспешно выключил АДП.

Оленька продолжала плакать.

– Мы ее зажарим на спиртовке! - предложил Люстиков.

– Я не люблю жестокости…

– Тогда… Тогда мы отнесем ее в магазин.

– Ее купят и зажарят.

– Выпустим в реку?!

– Чтобы она сожрала всех карасей?

– Как же быть? - спросил он.

– Подожди…-Подумав, она тихо закончила: - Знаю… Идем!

Они вышли из лаборатории, миновали Пушкинскую площадь, магазин "Рыба", гостиницу "Националь". Электронаркоз еще действовал, и щука мирно спала в эмалированном ведре.

Горели три яруса огней: звезды, окна и фонари. На Кропоткинской площади прожектора освещали огромный бассейн. Поверхность воды сверкала, и представлялось, будто именно тут, среди шумного уличного движения, солнце отдыхает во внеурочные часы.

В гардеробе бассейна они взяли купальники и полотенца. Оленьке удалось заговорить дежурного, охраняющего вход, тем временем Люстиков проник внутрь бассейна.

Неожиданно щука очнулась и с такой яростью бросилась на эмалированные берега, что ведерко едва не выскользнуло из рук.