НФ: Альманах научной фантастики 36 (1992)

– Как так?

– Лично не участвовать. Представьте себе, мы сегодня так хорошо посидели с моими заказчиками, с ними мне и дальше придется работать: завод в городе - это сила. А если я завтра приду и скажу им, что я отказываюсь, потому что ко мне пришла одна девушка из будущего…

– Этого вы никогда не скажете. Вам не поверят и правильно сделают. Вы объясните, что как городской архитектор…

– Погоди, Танюш, пойми - если все равно эта проклятая сапожная мастерская сохранится, то, значит, мне можно ничего им не говорить?

– Ах вот вы о чем! - Таня так громко это сказала, что Мирону Ивановичу захотелось зажать ладонью ее пухлые губы. - Значит, я в принципе за, но сам ради этого пальцем не пошевельну.

– Ну зачем так грубо! Ты здесь чужой человек - пришла-ушла, а мне жить. Они же мне не простят, я лишусь их доверия.

– А ведь нет доверия.

– Есть. Есть добрые человеческие отношения. Я буду совершенно откровенен - мы сдаем заводской дом. Улучшенной планировки. В нем они дают мне двухкомнатную квартиру. Это не аргумент для такого светлого будущего - там у вас проблем, может, и нет - сколько у тебя комнат?

– Не скажу. Я тебе больше ничего не скажу,

– Но ведь часовня все равно будет стоять! Значит, кто-то другой примет меры. Кто-то более высокостоящий.

– Архитектор, - и тут Мирон увидел, как глаза Тани зажигаются голубоватым, ослепительным прожигающим светом, - ты ничего не понял. Часовня будет спасена, именно потому что ты ее спасешь.

– Нет. - Мирон покачал головой. - Не я.

– И если ты не спасешь ее добром, мы перейдем к действиям.

– К каким же, простите, вы приступите действиям в чужом веке? Вы здесь, мадам, простите, не прописаны.

– Слушайте. Я сейчас ухожу. И больше тратить времени на вас не буду. Я все объяснила. Я сказала, что мы идем в прошлое, чтобы спасти свое настоящее - и ваше будущее. Мы знаем, кто конкретно виновен в том или ином проступке против земли, воздуха планеты, людей. Мы идем к этим людям. Мы говорим с ними добром. Но бывают случаи, когда нам попадается темный эгоист, себялюбец, преступник.

– Таня!

– И тогда мы принимаем другие меры. Неужели ты полагаешь, что ради будущего всей Земли мы пощадим нескольких подонков?

– Я тебе не давал повода!

– Я виновата. Я подумала - ах, какой милый человек! Он все поймет.

– Я все понимаю - ты не хочешь понять меня!

– Ты завтра же скажешь, что часовня остается. Даже если рискуешь потерять новую квартиру и собутыльников.

– А если нет, убьете?

Мирон Иванович сказал это роковое слово будто в шутку, но глаза Татьяны были колючими как обломки льдинок.

– Да, - сказала она.

– Мы для вас… так… Ничто?

– Я пошутила. Но подумай о судьбе Степанцева.

– Кого?

– Заведующего свинофермой.

Таня быстро поднялась, словно взлетела над скамейкой.

И побежала прочь.

Мирон Иванович ринулся было за ней, но понял, что бессмысленно бегать. Ему было обидно. Он не хотел ничего дурного - хотел только, чтобы его поняли, - каждый человек хочет, чтобы его понимали.

Вдали за кустами светлячком мелькнул голубой огонь.

Мирон Иванович поднялся к себе в малогабаритную однокомнатную квартиру - иной не будет, - лег спать и сразу заснул, хотя полагал, что будет всю ночь думать.

Ему казалось, что он только прилег, как раздался телефонный звонок. Он гремел, как колокол, - заставил вскочить, кинуться к телефону, еще не вспомнив о вчерашнем.

– Что? Кто?

– Спишь? Прости, старичок. - Это был голос заместителя директора завода. - Я думал, ты уже во дворе стоишь с рюкзачком.

– Здравствуйте. А сколько времени?

– Скоро семь.

– Я сейчас. Сейчас выйду.

– Не спеши, отдыхай. Отменяется путешествие. И шашлыки тоже.

– А что?

– Через час дамбу прорвет.

– Какую дамбу? - Мирон Иванович уже проснулся, но никак не мог вспомнить никакой дамбы в Великом Гусляре.

– Не знаешь ты еще нашей специфики, Мироша, - сказал заместитель и вздохнул. - Дамба у Степанцева на свиноферме, где пруд с отходами. Все никак не наладит вывоз на поля - вот этот пруд каждый год переполняется и - уух! - прорывает! Черт знает что - надо же, чтобы сегодня!

– Куда прорывает?

– В реку - куда же. Каждый год. Так что до завтрашнего дня к реке не подходи. А какая рыба сбежит от этого навоза, ей надо недели две, чтобы вернуться. Усек? Вся рыбалка прикрывается. И к реке не подходи!

– Надо же принять меры.

– Какие?

– Всех мобилизовать - молодежь, школьников, чтобы дамбу укрепить.

– Во-первых, там вонь - с мобилизацией не выйдет. Во-вторых, зачем ее укреплять? Ее укрепишь - через две недели все равно прорвет - еще хуже. Нет - стихийное бедствие должно быть ограничено. Ты спи, отдыхай, только к реке сегодня не ходи.

Заместитель хихикнул, но как-то невесело, и повесил трубку. Мирон Иванович отдыхать не стал. Он уже окончательно проснулся и все вспомнил. И вчерашнюю Таню, и сомнительную - теперь ярким утром она казалась сомнительной - историю с фотографиями. Почему он поверил ей? Это же чепуха. Может, потому, что светилось платье?

Ему захотелось выйти к реке. Пока еще можно.

Он оделся и пошел. У скамейки остановился - как будто там мог остаться след Тани. Никакого следа не было. Потом он пошел вниз к реке. Сапожная мастерская еще была закрыта, но за забором на стройке шумела машина - стройку гнали в две смены. Он поглядел на сапожную мастерскую, но угадать в ней той часовни с фотографии не смог. И это еще более укрепило его в мысли о том, что он оказался объектом злого розыгрыша, и стало стыдно, что он унижался перед этой студенткой.

Он остановился на высоком берегу реки. Далеко справа была видна баржа-ресторан. Если прорвет, подумал он, то на баржу тоже не поедешь. И он начал раздражаться против этого заведующего - как его фамилия - Степанцев? А что говорила Таня - подумай о судьбе Степанцева. Она знала о нем. Значит, она имела в виду прорыв дамбы. И штраф, который тот Степанцев заплатит рыбоохране. И Мирон Иванович снисходительно улыбнулся, потому что Степанцев каждый год платит эти штрафы - привык. Наверное, субъективно, подумал Миром Иванович, Степанцеву как рыбаку горько сознавать, сколько рыбы гибнет, - но что поделаешь? Через час прорвет? Час уже прошел. Может, пойти поглядеть на дамбу, что-то придумать - он же главный архитектор города. Но тут Мирон Иванович подумал об отвратительном запахе, который исходит от того пруда. Нет, туда он не пойдет.

Река текла чистая, только ближе к берегу тянулась, как всегда, полоса рыжей воды - от кожевенного завода. Мы можем быть жестокими, говорила Татьяна, или ему померещилось? Интересно, эту дамбу прорывает сразу, с шумом, или она просто расползается?

Стоять на берегу и ждать стихийного бедствия надоело.

Мирон Иванович пошел домой - все равно день получался какой-то неустроенный. Куда же девалась эта Таня? Кого-нибудь еще пугает? Нет, голубушка из так называемого будущего, нас не запугаешь! Вам нужны великие потрясения - нам нужна Великая Россия!