НФ: Альманах научной фантастики 30 (1985)

– Ну, я готова, - сказала Анна Егоровна. - Раненому ухода не требуется. - Она посмотрела на Степкино лицо и пробасила: - Дьявольщина! На выходном отверстии уже соединительная ткань.

Для нас это была китайская грамота. Сур спросил:

– Доктор, вы не ошиблись, когда установили… гм…

– Смерть? Голубчик, это входит в мой круг специфических навыков. - Она язвительно ухмыльнулась. - Но предположим, я ошиблась. Бывает. А вот чего не бывает: за сорок минут, прошедших от одного осмотра до другого, свежая рана приобрела вид заживающей, трехдневной давности. Поняли?

– Нет, - сказал Сурен Давидович.

– Признаюсь, и для меня сие непонятно. Да, вот еще, посмотрите…

Мы придвинули головы. На клочке марли докторша держала овальный кусочек такого же материала, из которого был сделан бластер. Серый с зеленым отливом или зеленый с серым - он все время менялся и был похож на травяного слизняка.

– Это было прикреплено к твердому нёбу раненого, вдоль.

– Как прикреплено, боже мой… - простонал Сур.

– На присоске. У вас найдется коробочка?

Степка нырнул под стол, выудил пустую коробочку из-под мелкокалиберных патронов. «Слизняк», положенный на дно, сразу прихватился к нему - прилип.

– Оп-ля! - сказала Анна Егоровна. - Класть в вату не требуется. Прячь в карман, Алеша. Через пять минут я подгоню машину.

Я спрятал «слизняк» в карман. Докторша пожала руку Сурену Давидовичу:

– Ну, держитесь. Учтите, спустя полчаса он может и подняться. Честь имею…

– Какая женщина! - потрясение сказал Сур. - Гвардейцы, вы познакомились с русской Жанной д'Арк!

В этот момент на меня накатило. Если с вами не случается, так вы и не поймете, как накатывает страх в самое неподходящее и неожиданное время. До пятидесяти пяти минут двенадцатого я не боялся, а тут меня затошнило даже. А возможно, есть захотел. Я сказал:

– Не поеду никуда. Пускай едет Степка.

– Вот еще какой! - сказал Степка.

– Почему я должен ехать? Я останусь с Суреном Давидовичем!

– Ты лучше расскажешь, у тебя язык хорошо подвешен, - уговаривал Сур.

– У всех подвешен! - отругивался я. - Не поеду!

– Боевой приказ, - сказал Сур. - Выполняй без рассуждений.

Я вздрогнул. У моей ноги заговорил очень тихий, очень отчетливый голосок; «Пятиугольник двести! Вернись к посреднику». Пауза. Потом снова: «Пятиугольник двести! Вернись к посреднику».

Степка зашипел:

– Рация. Понял? Федька с поляны докладывал. Понял? Опять геометрия!

Я выудил эту штуку из кармана. Она пищала; «Пятиугольник двести, отвечай». И сейчас же на полтона ниже; «Пятиугольник, говорит Угол третий. Я иду к тебе».

– Киселев, - с тоской произнес Сур. - Ну ладно, Киселев…

Его обмякшая фигура вдруг распрямилась. Он выдернул из шкафа боевой пистолет - «Макарова», - сунул за пазуху, запер шкаф, оттиснул печать на дверце, ключи бросил Степке, выхватил у меня «слизняк» и переложил его в железную коробочку из-под печати, сунул ее а мой нагрудный карманчик и рявкнул еще не слыханным нами голосом:

– Алексей! Бегом! Перехвати доктора у гаража, сюда не возвращаться! Степан! Наблюдать снаружи, не вязаться! Марш!

Он, задыхаясь, протащил нас по коридору, выкинул наружу и захлопнул дверь. У меня в руках был бластер в чехле для чертежей.

– Ну, выполняй приказ, - выговорил Степка, сильно морща нос и губы. - Выполняй!

– А ты?

Он выругался и побежал. Шагах в двадцати он обернулся, крикнул: «Иди, гад!» - и побежал дальше. Я понял, куда он бежит, - к пустой голубятне, стоящей посреди двора. Я, кажется, заревел. К гаражам явился с мокрой физиономией - это я помню. Из третьего или четвертого кирпичного гаражика выползал серый «Москвич», мирно попыхивая мотором. Анна Егоровна как была в халате, так и сидела за рулем. Она открыла правую заднюю дверцу, и я влез в машину.

– Вытри лицо, - сказала докторша.

Я полез в карман за платком.

– Погоди, Алеша. Знаешь, не вытирайся. Так будет лучше.

Я не понял ее. Тогда она объяснила:

– Видишь, я в халате? Везу тебя в районную больницу. У тебя сильно болит под ложечкой и вот здесь, запомни. Ложись на заднем сиденье, мое пальто подложи под голову… Погоди! Это спрячь под мое сиденье.

Я положил бластер под сиденье и лег. Наверно, у меня был подходящий вид для больного - докторша одобрительно кивнула.

– Больше ничего не произошло, Алеша?

– Произошло. Киселев идет к Рубченко на выручку.

– Ты видел его?

– Нет. Маленькая штука заговорила…

– Понятно, - перебила Анна Егоровна. - Держись.

Мы поехали. От гаражей сразу налево, пробираясь по западной окраине, в обход города. Так было немного ближе, и дорога ничуть не хуже, чем мостовая на улице Ленина, и все-таки я знал: мы нарочно объезжаем город. «Лежи друг, лежи», - приговаривала Анна Егоровна. За последним домом она поехала напрямик, по едва просохшей строительной дороге, чтобы миновать пригородный участок шоссе. Потом сказала: «Садись». Я сел и посмотрел в заднее окно. Город был уже далеко. Окна домов не различались, крошечные дымки висели над красным кубиком молокозавода.

– В сумке еда, - сказала докторша, не оборачиваясь. - Поешь.

– Не хочется, спасибо.

– Откуси первый кусок - захочется.

Я послушался, но без толку. Еле прожевал бутерброд, закрыл сумку. И трясло здорово - она так гнала машину, что ветер грохотал по крыше.

– А гараж вы нарочно оставили открытым? - спросил я.

– А больно наплевать. Ты смотри, чтобы твой бластер не шарахнул из-под сиденья.

– Нет, Сур его хорошо запаковал. Маленькую штуку тоже - в стальную коробочку.

– Чтобы не разговаривал? Догадлив твой Сур… Как его звать по-настоящему?

Я сказал.

– Армяне - хорошая публика… Но подумай - никого не обгоняем, уже восемь километров проехали!

Я возразил, что обгоняли многих. Анна Егоровна объяснила, что эти все грузовики идут по окрестным деревням, а в райцентр или на железную дорогу никто не едет. Откуда она знает? Водительский глаз. Она тридцать лет ездит, с войны.

Так мы разговаривали, и вдруг она сказала:

– Ложись и закрой глаза. Дыши ртом, глаза не открывай. Приехали, кажется…

– Глаза для чего?

– Для больного вида. Ладно, полузакрой и смотри между ресниц.

«Уй-ди, ох, уй-ди…» - выговаривал гудок. Мы ехали, не сбавляя скорости. Потом провизжали тормоза, и Анна Егоровна крикнула:

– Попутных не беру - инфекционный больной!

Ответил мужской голос:

– Проезд закрыт. На дороге авария.

– Я объеду. Ребенок в тяжелом состоянии.

Вмешался второй мужской голос:

– Извините, доктор, - служба. Мы бы с милым сердцем пропустили, так начальство нас не помилует…

Первый голос:

– Что разговаривать, возвращайтесь. В Щекине хорошая больница. Проговорите, мальчишка пока и помрет.