НФ: Альманах научной фантастики 19 (1978)

Р.S. Ребятам - привет!

3 июня 63 года (по корабельному календарю)

Любимая!

Не было пока для меня большей радости, чем твое первое письмо. Андрей стоял на вахте ("стоял" - это, конечно, эвфемизм; если по правде, то сидел в навигаторской и читал учебник молекулярной биологии), а мы с Володей должны были спать, но я не спал. Конечно, не спал! Разумеется, не спал!!! Перечитывал и перечитывал и перечитывал.

Есть у меня к тебе такое предложение: давай не будем отсчитывать в письмах дни до очередного сеанса и годы до встречи. Эти провалы времени уже внутри нас, от них не уйдешь, но, приняв форму письменной речи, они действуют странным, коварным образом: расслабляют, понуждают к безволию. Гнетут - верное слово.

Не подумай, будто у меня уже сдают нервы. Все дело - в бездонности той пропасти пространства, что разверзается и с каждой секундой ширится между нами. На Земле нас об этом предупреждали, предлагали отказаться, если заподозрим в себе страх перед временем и расстоянием. Страха не было, нет его и сейчас. Но и радости первооткрывательства нет тоже. Она придет, только случится это очень не скоро.

Самое удивительное ощущение, на котором я постоянно ловлю себя, - это, если так можно выразиться, "чувство скорости без скорости", даже так: "чувство умозрительной скорости". Видимо, во веки вечные не избавиться от него звездолетчикам. Чувству этому у меня есть более простое - земное название: раздражение. Володя именует его "неуютностью". Андрей по-разному: иронически - "эффектом Марсия" (помнишь мифического самонадеянного глупца, с которого за какую-то провинность содрали кожу? Так вот, под эффектом Марсия следует понимать высшую степень обнаженности, проще - беззащитность), саркастически - ситуацией "зрячей кожи" (кто-то сверлит взглядом спину).

За всеми этими отвлеченными словесными построениями скрывается вот что: скорость есть, и - скорости нет. Мы пронзаем пространство с сумасшедшей быстротой: "полусвет" - такое ведь словечко теперь в ходу на Земле? (впрочем, действительно удобнее и короче, чем скучное "половинная скорость света"), но как бы ощутить эту стремительность?! Н-и-к-а-к. Нет ни вибрации, указывающей на мощь корабля, ни каких-либо биологических изменений (и прекрасно!), связанных с бешеным движением. "Посинение" звезд впереди по курсу и "покраснение" за кормой - и только. Но разве привыкли мы связывать чувственное восприятие допплерова эффекта с его сущностью? Вот и "стоим" на месте. Недвижимы. Вморожены в пространство. Чертов релятивизм…

Одно указание на скорость могло бы быть: свечение распадающегося межзвездного водорода на обшивке. Но нет и его: скорость слишком велика. Энергия выплескивается вне жалкой октавы видимого света. А попадись нам на пути нечто помассивнее, чем атомарный водород? Вот прямо сейчас, сию минуту? Уклониться мы не сможем. Вероятно, лоцировать - тоже. Результат? Вспышка, о которой на Земле узнают через десяток дней.

Вот такой вот "эффект Марсия"…

Мрачное получается письмо? Вижу. Но поделать ничего не могу. Видимо, в дальнейшем будет светлее. И уж совсем хорошо станет на душе, когда безо всякой развертки увеличения сможем различить на экране нашу звезду. Звезду Каптейна. Но это будет ох как не скоро!

…Очень часто у меня в памяти "Пер Гюнт", не словами - музыкой. И каждую ночь я вижу тебя во сне. А называю - Сольвейг…

Крепко поцелуй Славку. И береги себя, родная. Кланяйся от всех троих "нашим": Саше с Юлей и Коле с Галочкой.

Прощай.

17 июня 63 года.

Какое страшное и жестокое слово поставил ты в конце! "Прощай". Я даже не хочу начинать письмо с привычного обращения - так мне обидно. Как будто в русском языке мало формул для заключительного приветствия! Приветствия имей в виду! - а не прощания. Неужели трудно было написать "До свидания!", или "До встречи", или там "Приветствую тебя!", если уж не самое простое: "Пока…"

Впрочем, я на тебя не слишком сердита. Письмо твое действительно вышло мрачное, так что концовку - со скидкой на фатализм - можно считать вполне естественной. А насчет Сольвейг ты очень правильно написал, милый. Ты, к счастью, не Пер Гюнт, но я себя ощущаю именно Сольвейг. Больше того: ты не просто правильно написал, ты уловил тайные мои мысли. О, мой стремительный, фантастически стремительный "телепат"! Как ты считаешь, случайно ли я обратилась к тебе в первом письме - "милый, далекий"? А ведь это слова из песни Сольвейг: "Горенку к троице я убрала; жду тебя, милый, далекий, жду, как ждала…" Ладно, если я и в дальнейшем буду к тебе так же обращаться - "милый, далекий"? Не наскучит? А потом-то какие слова! "Труден твой путь одинокий - не торопись, отдохни, ждать тебя, друг мой далекий, буду я ночи и дни…" Чудесная песня!..

Вот не знаю, о чем тебе лучше писать. Чем делиться - радостями, горестями ли? Радости тебе нужнее, горести (ну, не горести "нервности"), пожалуй, должны оставаться при мне. Однако вправе ли я скрывать от тебя то, что составляет хоть малую, но часть моей жизни? Не знаю… Поэтому напишу и о том, и о другом, но начну с радостей. Их у меня не так уж много. И главная - Славик. Он просто бредит тобой, любимый. Поверишь ли, ночью вскакивает с кровати и бросается к своей "трубе": как-то там папа? Не случилось ли чего? Сам посуди: могу ли я в такие минуты сердиться на него? Ни в коем случае! Я тоже встаю и подхожу к телескопу. И терпеливо жду, когда освободится окуляр. А потом смотрю, и смотрю, и смотрю; где-то там в небе - крохотная звездочка, за которой… в которой… которая - ты! И пытаюсь представить себе невообразимый рев, вой, грохот плазмы (может, свист?), что сопровождает тебя в полете. И знаю ведь: нет ни грохота, ни свиста - тишина. И внутри, и тем более снаружи, лишь кинжал ослепительного света за кормой. А все-таки: в ушах - грохот. Не может не быть грохота, говорит мне сознание. И по-своему оно право: земные мерки, земные представления. Куда от них денешься?..

А результаты у Славика, как я и предполагала, весьма посредственные. Седьмой семестр еле-еле вытянул. Но - что ты ни говори - не могу я ругать его. Вдруг он сейчас (хоть и мал еще, но все-таки?) выходит на свою дорогу? Может быть, следовало и одернуть, и воззвать к здравому смыслу, и наказать как-то, но вот ведь какая мысль приходит: а не сделаю ли я ошибки? Не закрою ли путь, которым только и приходят в большую науку путь одержимости? Видел бы ты, что он сейчас читает! Я не говорю уж о трудах по высшей математике (тут и тензорная алгебра, и топология, и вероятностный анализ), по астрономии, - но ведь он обложился трактатами по высшей физике; Эйнштейн, Курбатов, Дюбуа… Вот и рассуди: как мне быть? С одной стороны, я в этом ни грана не понимаю, следовательно - "не суйся!", но с другой - что если он забьет голову непомерными знаниями? попросту свихнется? Ох, не знаю, не знаю…