НФ: Альманах научной фантастики 18 (1977)

– Как вы себя чувствуете? - спросил он. Слова Тибо появились на экране, установленном так, чтоб я мог его видеть.

Разумеется, я не ответил, но на другом экране замелькала мешанина слов, фраз, образов. Их было гораздо больше, чем могло осесть в моем сознании. Я с любопытством следил за этим бегом собственных мыслей. В конце концов мне удалось укротить их и составить фразу: "Спасибо, я чувствую себя хорошо".

Однако на экране, на заднем плане, все-таки продолжали прыгать мысли, которыми я вовсе не собирался ни с кем делиться. Дурацкое занятие мыслить на экране! Несмотря на радость бытия, я почувствовал острое желание как можно быстрее с этим покончить.

Профессор улыбнулся и сказал:

– Хорошо, заканчиваем. Сейчас мы смонтируем вам слух и голос, а зрение временно отключим.

Течение мыслей замедлилось, мне захотелось спать, и я заснул, не успев даже сообразить, что меня усыпили нарочно - на время подключения дополнительных устройств.

…Опять нечто вроде вспышки, и я снова мыслю, снова начинаю видеть. Мало того, я слышу! Слышу музыку - тот самый концерт Венявского, под звуки которого профессор Тибо приступил к операции.

В комнате уже совсем светло. Явственно слышен стук в дверь. И прежде чем я успел что-либо подумать, раздался мой собственный голос:

– Войдите.

В комнату вошел профессор Тибо.

– Добрый день. Как дела?

– Лучше быть не может, - ответил я. - А вы мною довольны?

– Весьма. Все прошло без осложнений.

– Какое сегодня число? - спросил я.

– Пятое мая.

– Выходит, - сказал я, подумав, - завтра мои похороны.

– Совершенно верно. Хотите принять в них участие лично или посмотрите по стереовизору?

– Что значит "лично"?

– Мы пошлем туда сотрудника клиники, который будет выполнять все ваши распоряжения. Он захватит с собой искусственные органы зрения и слуха; вроде ваших нынешних. Сигналы по радиотелеметрии будут передаваться в клинику, и у вас создастся полное впечатление, что вы там присутствуете…

– А вы можете гарантировать сохранение тайны? - спросил я, подумав минуту.

– Безусловно. Я понимаю, вы хотите побывать там инкогнито. Как, впрочем, и все ваши предшественники. Не знаю, почему всем нам так хочется побывать на собственных похоронах…

Мне захотелось улыбнуться в ответ - но ничего не произошло, просто несколько секунд стояла тишина. "Ага, - подумал я, - улыбаться я не могу. Такая форма участия в беседе мне недоступна".

– У меня есть еще одна просьба, - сказал я профессору. - Мне бы хотелось себя увидеть…

– Пожалуйста, это обычная просьба. У нас для этого есть специальная система.

Профессор нажал кнопку, на стенах появились зеркала, и я увидел себя, вернее, устройства, заменившие мне органы чувств и связавшие меня с миром: три небольших ящичка на столике, снабженные контрольной аппаратурой и набором регуляторов. В одном из ящичков за стеклянным экраном были… глаза. Настоящие человеческие глаза, укрепленные на шарнирах - так, чтобы угол зрения был достаточно велик. Они почему-то показались мне особенно родными, чуть ли не частицей меня самого, хотя это были вовсе не мои глаза. Я всегда был близорук, а они отлично обходились без очков. Кроме того, раньше у меня глаза были карие, а эти оказались черными.

– Спасибо. А теперь…

– …Теперь вам бы хотелось увидеть, как все устроено, - подсказал Тибо. - Ничего нет проще. Взгляните на экран.

На экране появилось изображение довольно большой комнаты, заполненной множеством незнакомых приборов и паутиной проводов. Все провода сходились в каком-то центре - в точке, которую я не видел. Потому что в этой точке был собственно я! Мой мозг, хранимый при постоянной температуре, получающий питание по тысячам линий и проводов…

Мне стало не по себе: где же все-таки я сам? В той ли комнате, где стоят три магических ящичка и мы беседуем с профессором, или там, среди этого сложнейшего оборудования? В конце концов я решил, что логичнее всего считать, что я там, где глаза…

6 мая

Ровно в девять меня подсоединили к Мишелю, сотруднику клиники Тибо, который, взяв с собой датчики, в это время ехал на машине в университет. Тотчас я очутился в моем городе. День был пасмурный, шел мелкий дождик, прохожие прятались под зонтами.

Я попросил Мишеля зайти в актовый зал, пока народ еще не собрался. Мы поспели вовремя - зал был почти пуст. Мишель подошел к возвышению, на котором стоял гроб с прозрачной крышкой. Еще издали я отчетливо увидел себя - того, к какому издавна привык. Свет падал на лицо так, что мне нельзя было дать моих пятидесяти пяти лет. Я себе понравился.

Актовый зал постепенно заполнялся людьми. В 9:30 там яблоку негде было упасть. Началась панихида. Рассеянно слушая ораторов, я с нетерпением ждал собственного выступления - оно было заблаговременно записано на пленку. Моя речь прозвучала совсем неплохо: я увидел это по лицам собравшихся. Кстати, на разбросанные там и сям колкости, кажется, никто не обратил внимания.

Когда я отправился проводить себя на кладбище, погода сделалась еще омерзительней, чем утром. Пошел проливной дождь. И я с любопытством наблюдал, как толпа постепенно редеет. Даже самые близкие мне люди украдкой отделялись от процессии. Мне стало жаль Мишеля, у которого не было с собой зонта, и я отпустил его, попросил переключить меня на клинику.

Итак, похороны позади. Пора подумать о будущем. Это прекрасно сознавать, что время теперь практически никак тебя не ограничивает…

Спустя пять лет

27 апреля

Сегодняшнюю лекцию читал из рук вон плохо.

Я это понял по реакции слушателей. Обычно они внимательно следят за моими глазами, установленными на кафедре. Теперь же никто на меня не смотрел: похоже, студенты, как и я, мыслями были где-то далеко.

– Сегодня занятия будут окончены на два часа раньше, - вывернулся я из положения. Слушатели тотчас оживились, а я быстренько переключился на аппаратуру в моей квартире.

Через час сюда должна была прийти Анна!

Я хотел подготовиться к ее приходу. Однако я сообразил, что понятие "подготовиться" сейчас лишено всякого смысла. Что я мог сделать? Четыре ящичка, обеспечивающих мне связь с окружающим миром - мое зрение, голос, слух и с недавних пор добавленное обоняние, - всегда работали одинаково четко.

К счастью, я мог волноваться, ежеминутно поглядывать на часы, думать, представлять себе, как она первый раз войдет в дом, и прислушиваться к шуму проезжающих автомобилей.

Ровно в пять я услышал, как у подъезда остановилась машина. Стук дверцы, шаги на лестнице и в дверях - Анна.

В руках у нее была охапка сирени (сразу запахло). Я смотрел на Анну и молчал. Она подошла к письменному столу, на котором я был расставлен. Поцеловала цветы и положила их передо мной.