Гарри Гаррисон - Молот и крест

Закончив, он, не веря своим глазам, посмотрел на результат. Никогда в жизни не приходилось ему видеть такую сумму. Медленно, дрожащими пальцами погасил он свечи, впуская серый свет утра. После заутрени нужно поговорить с архиепископом.

Слишком большая сумма. Таких потерь не должно быть.

Далеко, в ста пятидесяти милях к югу, тот же свет достиг глаз женщины, закопавшейся от холода в груду шерстяных одеял. Она пошевелилась. Рукой коснулась теплого обнаженного бедра лежащего рядом мужчины. Отдернула руку, словно коснулась чешуи гадюки.

Он мой сводный брат, в тысячный раз подумала она. Сын моего собственного отца. Мы совершаем смертный грех. Но как я могу им всем сказать? Я не могла рассказать даже священнику, который нас обвенчал. Альфгар сказал ему, что мы согрешили во время бегства от викингов и теперь молим о прощении и просим божьего благословения нашего союза. Его считают святым. И короли, короли Мерсии и Вессекса, они прислушиваются к тому, что он говорит об угрозе викингов, о том, что они сделали с его отцом, и как он сражался в лагере викингов, чтобы освободить меня. Думают, он герой. Говорят, что сделают его олдерменом и дадут собственный округ, привезут сюда его бедного изувеченного отца из Йорка, где по-прежнему стоят осквернители-язычники.

Но что произойдет, когда отец увидит нас вместе? Если бы только Шеф был жив...

И сразу по щекам Годивы медленно покатились слезы, как и каждое утро, полились сквозь закрытые ресницы на подушку.

Шеф шел по грязной улице между рядами палаток, которые установили викинги, чтобы в них греться от зимней непогоды. На плече его лежала алебарда, он надел свои металлические рукавицы, но шлем остался в кузнице Торвина. На хольмганге не разрешается надевать кольчугу и шлем, объяснили ему. Дуэль – дело чести, поэтому вопросы целесообразности, самосохранения здесь не учитываются.

Это не значит, что на хольмганге не убивают.

Хольмганг – поединок четверых. Каждый из двух основных участников наносит удары по очереди. Но он же прикрывается от ударов соперника щитом второго участника, носителя щита; тот подставляет щит, закрывающий от ударов. Твоя жизнь зависит от искусства твоего помощника.

У Шефа помощника не было. Бранд и его экипаж еще отсутствуют. Торвин яростно дергал себя за бороду, раздраженно снова и снова бил молотом по земле, но как жрец Пути не имел права принимать участие. Даже если бы он вызвался, его помощь была бы отклонена судьями. То же самое касалось и Ингульфа, хозяина Хунда. Единственный человек, которого Шеф мог попросить, был Хунд, и как только Шеф об этом подумал, то понял, что Хунд согласится. Но он уже сказал другу, что не нуждается в помощи. Помимо других соображений, он был уверен, что в самый критический момент, когда на них должен будет обрушиться удар меча, Хунд отвернется, чтобы посмотреть на цаплю на болоте или на тритона в луже, и оба они будут убиты.

– Я справлюсь сам, – сказал он жрецам Пути, которые собрались со всей Армии, чтобы наставить его, – к большому удивлению Шефа.

– Не для этого мы говорили о тебе со Змееглазым и спасли тебя от мести Айвара, – резко сказал Фарман, жрец Фрея, известный своими посещениями другого мира.

– Значит, вы уверены в судьбе? – ответил Шеф, и жрецы замолчали.

Но его, когда он шел к месту хольмганга, беспокоила не сама дуэль. Он думал, позволят ли судьи ему сражаться по-своему. Если не позволят, тогда во второй раз в жизни ему придется полагаться на коллективный приговор армии – vapna takr. И при мысли о реве и звоне оружия, которыми сопровождается решение, у него оцепенело внутри.

Он прошел через ворота и оказался на утоптанном лугу, где собралась Армия. Когда он появился, начался гул, зрители расступились, давая ему возможность пройти. В центре было кольцо, огороженное ивовыми прутьями, всего в десять футов в диаметре.

– Хольмганг проводится только на речном острове, – сказал ему Торвин, – но там, где подходящего острова нет, обозначают символический. Во время хольмганга не может быть никакого перемещения. Участники стоят и бьют друг друга, пока один не умрет. Нельзя прекратить схватку, нельзя предложить выкуп, бросить оружие и выйти за пределы площадки. Последние два поступка означают сдачу на милость победителя, который может потребовать смерти или увечья противника. Если борцы проявляют трусость, судьи обязательно приговаривают одного из них или обоих к смерти.

Шеф видел, что его противники уже стоят возле ивовых прутьев. Гебридец, которому он выбил зубы. Теперь он знает, что его зовут Магнус. Он держит в руке обнаженный широкий меч, начищенный так, что змеи на лезвии извиваются и ползут в утреннем свете. Рядом с ним второй: высокий мощный воин средних лет, весь в рубцах. У него огромный щит из раскрашенного дерева, с металлическими ободом и шишкой. Шеф поглядел на них, потом поискал взглядом судей.

Сердце его дрогнуло, когда он узнал в небольшой группе из четырех человек высокую фигуру Бескостного. Тот по-прежнему в алом и зеленом, но серебряный шлем снял; светлые глаза с невидимыми бровями и ресницами смотрят прямо на него. Но на этот раз в них не подозрительность, а уверенность, интерес, презрение. Айвар увидел, как невольно вздрогнул Шеф и тут же постарался принять независимый вид.

Айвар зевнул, потянулся, отвернулся.

– Я снимаю с себя обязанности судьи на этот случай, – сказал он. – У нас с этим петушком свои счеты. Не хочу, чтобы говорили, что я воспользовался своим положением и судил несправедливо. Пусть его прикончит Магнус.

Ближайшие зрители одобрительно загудели, гудение распространялось по всей толпе, когда новость передавалась в дальние ряды. Все в Армии, снова понял Шеф, есть дело общего согласия. Всегда хорошо иметь Армию на своей стороне.

Айвар отошел от троих сущей, явно опытных воинов, хорошо вооруженных, на шеях, руках и поясах у них блестит серебро, свидетельствуя о высоком статусе. Среднего он узнал, это Халвдан Рагнарсон, старший из братьев. Он имеет репутацию свирепого человека, настаивает на сражении, даже если в этом нет необходимости, он не так умен, как его брат Сигурт, и не так страшен, как Айвар, но от него милосердия ждать не приходится.

– Где твой второй? – спросил Халвдан, нахмурившись.

– Мне он не нужен, – ответил Шеф.

– У тебя он должен быть. Ты не можешь биться на хольмганге без щита и носителя щита. Если ты выступишь без него, то это все равно, что сдаешься на милость противника. Магнус, что ты хочешь с ним сделать?

– Мне не нужен второй! – На этот раз Шеф закричал, выступил вперед, ударил древком алебарды в землю. – У меня есть щит. – Он поднял левую руку, на которой висел маленький круглый щит, прикрепленный к локтю и сделанный исключительно из железа. – И у меня нет меча. Мне не нужен второй, я не датчанин, а англичанин.