Марина Дяченко - Цифровой, или Brevis est

– Я бы сейчас заехал в офис, – сказал его собеседник. – Но я Иваном в офис не хожу, чтобы Анька не отследила… Давай я выйду Иваном, зайду опять Максимом, и поедем дальше? Ты не будешь очень шокирован?

– А обоих сразу ты не можешь ввести в игру? Что, аккаунт не позволяет?

– Это не игра. – Иван сочувственно покачал головой. – Ты бредишь, это у нас реал, реальная жизнь.

– Очень хорошо, – Арсен заставил себя глубоко дышать. – Именно так я и представлял себе реальность. А теперь скажи, Иван… То есть Максим… скажи мне, пожалуйста, а что конкретно ты хочешь сделать с человечеством? Это пойдет ему на благо, я понимаю. Но все-таки?

– «Нет, все понятно, но что конкретно?» – пробормотал его собеседник, цитируя давнюю дурашливую песенку.

– Скажи.

– Хорошо. – Иван улыбнулся, отнял руку от руля и потер шрам на носу. – Скажи, человечество у нас – это что?

– Общность людей, культур. – Арсену было трудно говорить, но он превозмогал себя. – Ну, в идеале, конечно. Содружество, которое преодолеет свои, м-м, разногласия и будет дальше жить, развиваться для самопознания, творчества…

– Не все с тобой согласятся.

– Ну и плевать.

– Человечество, Арсен, – Иван перестроился в левый ряд и наконец-то набрал скорость, – это большая информационная машина. Совокупность материальных носителей, то есть людей и их сообществ, и программ, то есть идей, которые развиваются и передаются по достаточно простым законам. Тот, кто однажды запустил эту машину, отлучился куда-то, я не знаю, кто это был и куда подевался… И люди остались, как щенки в темноте. Сидят и ждут, когда придет хозяин.

– Я тебе не верю, – в панике начал Арсен, – ты морочишь мне голову, придумал бы что-нибудь покруче…

– Я набрел на эту совокупность устройств, когда оказался в трудном положении, – безжалостно продолжал его собеседник. – Я – это не Иван и не Максим, как ты понимаешь. Я.

– Оно . – Арсен поперхнулся.

– С половыми признаками не сложилось, – признался Иван. – Я не биологическое существо. Я информация. Грамматически точно будет – оно.

Белые и черные полосы на ограждении сливались, мелькали, навевали дурноту. Солнце, вечернее, низкое, ударило в глаза, когда дорога повернула.

– И теперь я отрабатываю в этой информационной машине программу, которая нужна мне, – сказал человек со шрамом на носу. – Базовая программа, та, которую я застал, направлена на тупое выживание как можно большего числа особей. Если ее ликвидировать – человечество в два дня прекратит существование.

– Ты…

– Тихо, цифровой. Мне нужно человечество, целое и невредимое. Я вживил свою программу в тело уже существующей, и меня приняли как родного, разнесли по всей системе, размножили…

– Ты вирус.

– Обывательские бредни. Я не вирус, я просто пользователь. Ладно, продвинутый пользователь. В какой-то степени даже программер. Я собираю из людей цепочки. Коды. Последовательности. Благо двоичный код не надо изобретать, он сидит в человечестве, он основа его существования…

– Какой двоичный код?!

– А ты не заметил? Свой – чужой.

Навстречу неслась дорога. Жесткими толчками отзывались рессоры. Иван все жал и жал на газ, и заляпанная грязью машина неизвестной породы отрабатывала, кажется, последний свой ресурс.

– Это не я придумал, – Иван повысил голос, чтобы перекрыть дребезжание кузова. – Это фундаментальное понятие. Не биологическое. Информационное. Каждый человек воспринимает прочих в двоичной системе. Свой – чужой.

– Максим… Иван, скинь скорость, пожалуйста.

– Да с чего бы? Дорога свободная.

– Скинь скорость, я тебя прошу.

Иван убрал ногу с газа. Машина чуть замедлила движение, но черно-белые полосы ограждения уже надежно слились в серый жгут.

– Человечество немного разбаловалось в какой-то момент, – сказал Иван, – контакты заржавели. Мне пришлось немного их почистить. Напомнить основу основ: со времен древнейших поселений только свои – люди. Прочие – нет. Кто не помнит этого – умирает.

– «Бей «черепулек», – прошептал Арсен.

– А здорово было там, в лагере, правда? Вы играли, я немножко играл…

– Помню.

– И это вызвало твое отторжение, цифровой. Не то, что детьми манипулировали, – это как раз естественно. Активизация двоичного кода была тебе неприятна. Тонкий инстинкт продвинутого, развитого существа. Потому что когда код активируется по полной программе – это немножко опасно. Начинается великое переселение народов, война, разные глобальные процессы…

– Будет война?!

– Не уверен. Может быть. Люди станут переселяться большими группами, без причины или по вымышленным причинам. Люди будут объединяться в сообщества, странные на первый взгляд и неестественные. Встряски неизбежны в любом случае, я постараюсь свести их к минимуму. С тобой все будет в порядке, и с теми, на кого ты укажешь. Никакие кризисы, войны их не коснутся.

– Какие еще кризисы?!

– Расслабься, расслабься, все будет хорошо. Хочешь, завезу тебя домой?

Арсен представил, как войдет в полутемную квартиру, отперев дверь своим ключом. Мама на кухне сидит за ноутом, отец смотрит телевизор. Новости на одном канале. Новости на другом. «Хохлы, сволочи, опять обнаглели». «Эта дрянь, забань ее немедленно, я знаю эту сучку…» Это ты, сын? Здравствуй, сын.

У меня дома две приставки, подумал он с ужасом. К телевизору и ноутбуку. Сидят, как крысы, и давят на рычажок удовольствия. И по команде включают лампочку: свой – чужой.

– Главное в этом деле – постепенность, – сказал его собеседник. – Малыми дозами. Каждый день. Гомеопатия.

– Наркомания.

– Нет. Естественное состояние человека – уважать себя, быть уважаемым другими, чувствовать причастность к общему делу, быть готовым пожертвовать собой ради общего блага. Ради своих.

– Ты сволочь, – сказал Арсен.

– Ты тоже. Вот мы друг друга обругали, а это неэтично. Может, поищем общий язык? Мы же разумные существа?

– Манипулятор…

– Теперь ты отталкиваешь меня, потому что я стал тебе чужой. У тебя лампочка на лбу, Арсен, загорелась сейчас красным: я чужой. Ты не можешь понять мою логику. Ты ксенофоб.

Иван, бывший одновременно Максимом, вздохнул – и резким поворотом руля на полной скорости вогнал машину под идущий рядом самосвал.

Джип прокатился пять метров и встал в глухой пробке. Справа, слева, впереди и сзади стадом толпились машины. На светофоре горел зеленый, но никто не двигался: забит перекресток.

– Это надолго, – сказал Максим.

Он сидел рядом с Арсеном за рулем своего джипа, живописно небритый, в расстегнутой лимонной ветровке, из-под которой выглядывала белая чистая футболка без единого пятнышка крови.

Арсен скорчился, зажмурившись, вцепившись в сиденье, как только что в машине Ивана. В машине, превратившейся в гармошку. Скрежет металла все еще стоял в ушах.