В мире фантастики и приключений. Выпуск 9. Белый камень Эрдени. 1982 г.

Отчаявшись, я тоже бросил все и ходил по комнате. "Собака",- ругался я. И еще даже почище…

Потом я окаменело сидел, медленно ворочал жерновами мозгов. И ничего не мог придумать. И уж совсем на все махнул рукой, просто механически заглянул в тубус. Ну как заглядывают в печку или дымовую трубу, потеряв уже всякую надежду найти какую-либо запропавшую вещь. Заглянул и увидел: там, где только что растекалась бесформенная масса, искрились, сияли своими боками молодые резвые амебы. Они поднялись из праха, из аморфной распавшейся массы! (Да, я должен сказать, что генератор "Кащеева комплекса", как мы его называли, я включил совершенно уже машинально, после того как амебы "растворились"… и вот вам.) Я ничего не понимал. Весь следующий день я думал над этой загадкой, а под вечер уснул. Заснул тяжело и сладко- пока вот не вошла Лика или ее призрак. Но вошедшая была чем-то и непохожа на ту - во сне.

Секунду согнувшись над чемоданом, она через плечо смотрела на меня, и ее бронзового оттенка волосы двумя бодливыми прядями нависали надо лбом. Да, она была и та и не та, даже, скорее, не та, которую я все время ждал и видел.

Заметив мое колебание, она выпрямилась. Брови ее вспорхнули, а в глазах блеснуло настороженное отчуждение. Ожидая, она стояла, напряженная как струна,- в дорожных вельветовых брюках, в белом свитере. Но я был уже возле нее. Взял чемодан.

– Вы даже не ответили мне. Я ведь спросила вас?…- Она сказала это сдержанно, слишком сдержанно.

– Простите, я вас видел во сне и думал, что это все сон… и вы-пришли ко мне во сне.

Лика устало улыбнулась и расслабленно плюхнулась на диван. По-птичьи наклонив голову, смотрела на меня с горячим любопытством, в котором сквозило недоверие и непонимание: что я такое?

Кинув пальто на спинку стула, Лика заговорила так, будто мы только что прервали наш разговор:

– Я читала у Джонатана Свифта - про бессмертных струльдбругов. Дряхлые, жалкие старики. Не позавидуешь.

Я не слушал ее слов, то есть слышал, но мне было как-то неважно, что она говорила. Я смотрел на нее,- она была здесь, и это само по себе было невероятно. У меня был какой-то шок - шок неправдоподобия.

– Вы опять не слушаете меня, как будто я стул.

– Да…

– Что-да? Я спрашиваю вас-зачем бессмертие, если бы даже оно было, развалинам, уродам, старухам?

Очевидно, всю дорогу-откуда она там ехала-она, думая о предстоящей встрече со мной, не могла отделаться от моих "загибонов" и потому, едва переступив порог, выпалила все это о бессмертии.

– Но бессмертие и молодость - это одно и то же, Лика. - Я говорил ей о бессмертии, но мне совсем по-юношески казалось: скажи она сейчас, и я погибну ради нее - утону или сгорю в огне.

– Да?- сказала она чуть иронично.- Об этом я как-то не подумала. И что - не будет комических старух, свекровей, женщин среднего возраста? Что же это за спектакль будет-простите? А конфликты, а драмы, а брошенные жены? - Она раскинула свои гибкие руки по спинке дивана.- Нет… это ужасно наивно. И я буду играть только молодых героинь?

– И не только вы,- поддел я ее слегка.

– Это дичь. Это неправда. Так не может быть. Вы мистификатор и пользуетесь моей неосведомленностью в этих вопросах.

Лика поднялась:

– Дим, сядьте вот так.- Она взяла мою голову и повернула к окну.- И не оглядывайтесь. Я должна переодеться.

Я слышал, как она доставала что-то из шкафа, прикрывшись дверцей, зашуршала своими резинками.

– Только молодые герои и героини?-вопрошала oнa из-за укрытия.- И никто не будет уходить на пенсию? А проблема кадров - продвижение театральной молодежи? Если никто не будет умирать?…

– Мы построим лунные театры.

– Мой маленький братишка, когда я еще жила с мамой, спрашивал: а что, если поставить табуретку, на нее еще табуретку, а потом еще,- можно так забраться на луну? Я отвечала: конечно, можно… Давайте пить кофе.

Я оглянулся. Лика появилась из-за дверцы в легком халате. Она стояла в луче вечернего солнца и, кажется, нарочно не выходила из него. Посмотрев долгим взглядом на меня, она достала из чемодана печенье и трюфели. Ушла на кухню.

Разливая в маленькие красные чашечки кофе, она сказала тоном, не предполагающим возражений:

– Садитесь, Вадим Алексеевич.- И осторожно посмотрела на меня.-Марк Твен говорил: "Пользуйтесь радостями жизни, ибо мертвыми вы останетесь надолго".- И примирительно улыбнулась.

Я пригубил действительно очень вкусный и очень ароматный кофе.

– Человек, конечно, рожден для радостей,- сказал я, отправляя в рот маленькие воздушные кругляшки печенья.

Она смотрелась в зеркало, которое стояло в углу, у окна, как раз напротив нее, и беззастенчиво любовалась собою. Это было настолько откровенно, что не вызывало даже протеста. Тем более, что я сам не спускал с нее глаз.

Мы долго сидели. Мы молчали, и было хорошо. Она заварила еще кофе. И мы говорили, но уже неважно, что говорили. Я только помню, как смотрел на нее, а она разрешала мне это. И не то что позировала, а чувствовала себя, как на сцене.

Время шло к ночи.

– Вы устали с дороги,-сказал я с оттенком вопроса.

Лика посмотрела на меня внимательно. Она жевала печенье и показала, что не в состоянии ответить. Она слишком долго жевала, и я сказал:

– Я пойду.- Но сам чувствовал, что в этом опять звучал вопрос.

И Лика поперхнулась. Быстро проглотив, она проговорила:

– Никуда вы не пойдете. Здесь же ваши амебы!

Конечно, куда я мог уйти от своих амеб!

Спохватившись, что я, видимо, не так ее могу понять, Лика посмотрела на меня сквозь ресницы и сказала, дотронувшись пальцем до моего колена:

– Вo всяком случае, я вас не гоню…

От неловкости я дернул за шнурок торшера, и круг света упал на ее лицо.

– Погасите.- Она защитилась ладонью.- Я так устаю от света там - на сцене. Посумерничаем еще?! Я люблю - при свете уличных фонарей.

Я погасил.

Она поднялась и, противореча себе самой, зажгла верхний свет.

– Сейчас я буду угощать вас своими винами.

Она достала две узкие длинные рюмки и сначала в одну, потом в другую стала аккуратно из разных бутылок наливать разноцветные вина - алое, золотистое, бордовое, янтарное, белое, черное,- и они остались лежать слоями.

– Это я сама настаивала… из ягод. Очень милые коктейли получаются.- Она поставила рюмку на столик торшера и подала розовую соломинку.- Это почти не пьянит, но снимает кое-какие застежки с души… Пить надо не разрушая колец - такое условие! - И, опустив свою соломинку в рюмку, она показала "как".

– А с последнего кольца нельзя начать? - улыбнулся я.

– Нет. Тогда не получится,-серьезно ответила Лика.- Вам непременно надо не так, как все…- улыбнулась она примиряюще.- Я дома редкий гость. Все на колесах. Театр ведь наш-областной. И когда возвращаешься, хочется чем-то скрасить свою жизнь. Приходят друзья -все из театра, и всегда за полночь. А вообще, вся жизнь так. В чужих страстях, желаниях, надеждах. Они становятся своими… а свои?… Вот уже пять лет… почти пять.