В мире фантастики и приключений. Выпуск 3. 1964 г.

– Ах,- сказал Моллар.- Я совсем прокис.

– Отнюдь,- сказал Дауге.- Вы замечательно держитесь, Шарль. А это же самое главное. Правда, Шарль замечательно держится, а, Володя?

– К-конечно,- сказал Юрковский.- З-замечательно.

– А капитан не спит,- бодро продолжал Дауге.- Вы заметили, Шарль? Он что-то задумал, наш капитан.

– Да,- сказал Моллар.- Да! Наш капитан,- это есть большая надежда.

– Еще бы,- сказал Дауге.- Вы даже не знаете, какая это большая надежда.

– М-метр девяносто пять,- сказал Юрковский.

Моллар засмеялся.

– Вы все шутите,- сказал он.

– А мы пока будем болтать и наблюдать,- сказал Дауге.Хотите посмотреть в перископ, Шарль? Это красиво. Этого никто никогда не видел.- Он поднялся и приник к перископу. Юрковский увидел, как у него вдруг выгнулась спина. Дауге обеими руками взялся за нарамник.- Бог мой,- сказал он.- Планетолет!

В розовой пустоте висел планетолет. Он был виден совершенно отчетливо и во всех подробностях и находился, по-видимому, километрах в трех от "Тахмасиба". Это был фотонный грузовик первого класса с параболическим отражателм, похожим на растопыренную юбку, с круглой жилой гондолой и дисковидным грузовым отсеком, с тремя сигарами аварийных ракет на далеко вынесенных кронштейнах. Он висел вертикально и совершенно неподвижно. И он был серый, как на экране черно-белого кино.

– Кто же это?- пробормотал Дауге.- Неужели Петрушевский?

– П-погляди на отражатель,- сказал Юрковский.

Отражатель серого планетолета был обломан с края.

– Тоже не повезло ребятам,- сказал Дауге.

– О,- сказал Моллар.- А вон еще один.

Второй планетолет - точно такой же - висел дальше и глубже первого.

– И у этого обломан отражатель,- сказал Дауге.

– Я з-знаю,- сказал неожиданно Юрковский.- Это наш "Тахмасиб". М-мираж.

Это был двойной мираж. Несколько радужных пузырей стремительно поднялись из глубины, и призраки "Тахмасиба" исказились, задрожали и растаяли. А правее и выше появились еще три призрака.

– Какие красивые пузыри,- сказал Моллар.- Они поют.

Он снова лег на спину. У него пошла носом кровь и он сморкался и морщился и все поглядывал на планетологов, не видят ли они. Они, конечно, не видели.

– Вот,- сказал Дауге.- Ты говоришь, что здесь скучно.

– Я н-не говорю,- сказал Юрковский.

– Нет, говоришь,- сказал Дауге.- Ты брюзжишь, что скучно.

Оба старались не глядеть на Моллара. Кровь остановить было нельзя. Она свернется сама. Радиооптика нужно было бы отнести в амортизатор, но… Ничего, она свернется. Моллар тихо сморкался.

– А вон еще мираж,- сказал Дауге.- Но это не корабль.

Юрковский заглянул в перископ. Не может быть, подумал он. Этого не может быть. Ни тут, ни в Юпитере. Под "Тахмасибом" медленно проплывала вершина громадной серой скалы. Основание ее тонуло в розовой дымке. Рядом поднималась другая скала - голая, отвесная, изрезанная глубокими прямыми трещинами. А еще дальше вырастала целая вереница таких же острых крутых вершин. И тишина в обсерваторном отсеке сменилась скрипами, шорохами, едва слышным гулом, похожим на эхо далеких-далеких горных обвалов.

– Эт-то н-не мираж,- проговорил Юрковский.- Эт-то п-похоже на ядро.

– Вздор,- сказал Дауге.

– В-возможно, все-таки у Юпитера есть ядро.

– Вздор, вздор,- нетерпеливо сказал Дауге.

Горная цепь тянулась под "Тахмасибом", и не было ей конца.

– Вон еще,- сказал Дауге.

Выше скалистых зубьев выступил темный бесформенный силуэт, вырос, превратился в изъеденный обломок черного камня и снова скрылся. Сейчас же за ним вслед появился другой, третий, а вдали, едва различимая, бледным пятном светилась округлая серая масса. Горный хребет внизу постепенно опускался и исчез из виду. Юрковский не отрываясь от перескопа, поднес к губам микрофон. Было слышно, как у него хрустнули суставы.

– Быков,- позвал он.- Алексей.

– Алеши нет, Володенька,- отозвался голос штурмана. Голос был сиплый и задыхающийся.- Он в машине.

– М-Михаил, мы идем н-над с-скалами,- сказал Юрковский.

– Над какими скалами?- испуганно спросил Михаил Антонович.

Вдали прошла поразательно ровная, словно отполированная поверхность - огромная равнина, окаймленная невысокой грядой круглых холмов. Прошла и утонула в розовом.

– М-мы еще не все п-понимаем,- сказал Юрковский.

– Я сейчас посмотрю, Володенька,- сказал Михаил Антонович.

За перископом проплывала еще одна горная страна. Она плыла высоко вверху, и вершины гор были обращены вниз. Это было дикое, фантастическое зрелище, и Юрковский подумал сначала, что это опять мираж, но это был не мираж. Тогда он понял и сказал: "Это не ядро, Иоганыч. Это кладбище". Дауге не понял.

"Это кладбище миров,- сказал Юрковский.- Джуп проглотил их."

Дауге долго молчал, а затем пробормотал:

– Какие открытия… Кольцо, розовое излучение, кладбище миров… Жаль. Очень жаль.

Он оглянулся и окликнул Моллара. Моллар не ответил. Он лежал ничком.

Они стащили Моллара в амортизатор, привели его в чувство, а он, измотанный, отекший, сразу заснул, словно упал в обморок. Потом они вернулись в обсерваторный отсек и снова повисли на перископах. Под "Тахмасибом", и рядом с "Тахмасибом", временами над "Тахмасибом" медленно проплывали в потоках сжатого водорода обломки несозданных миров - горы, скалы, чудовищные потрескавшиеся глыбы, прозрачные серые облака пыли. Потом "Тахмасиб" отнесло в сторону, а в перископах остался только пустой, ровный розовый свет.

"Устал как собака,- сказал Дауге. Он перевернулся на бок, и у него затрещали кости.- Слышишь?"- "Слышу,- сказал Юрковский.- Давай смотреть". "Давай",- сказал Дауге. "Я думал, это ядро",- сказал Юрковский. "Этого не могло быть",сказал Дауге. Юрковский стал тереть лицо ладонями. "Это ты так говоришь,- сказал он.- Давай смотреть".

Они еще многое увидели и услышали, или им казалось, что они увидели и услышали, потому что оба страшно устали, и в глазах темнело, и тогда исчезали стены обсерваторного отсека - оставался только ровный розовый свет. Они видели широкие неподвижные зигзаги молний, упиравшиеся в тьму наверху и розовую бездну внизу, и слышали, как с железным громом пульсируют в них лиловые разряды. Они видели какие-то колышущиеся пленки, проплывающие с тонким свистом совсем рядом. Они разглядывали причудливые тени во мгле, которые двигались и шевелились, и Дауге спорил, что это объемные тени, а Юрковский доказывал, что Дауге бредит. И они слышали вой, и писк, и грохот, и странные звуки, похожие на голоса, и Дауге предложил зафиксировать эти звуки на диктофоне, но тут заметил, что Юрковский спит, лежа на животе. Тогда он повернул Юрковского на спину и снова вернулся к перископу.

В открытую дверь отсека вползла, волоча брюхо по полу, Варечка, синяя в крапинку, подобралась к Юрковскому и взгромоздилась к нему на колени. Дауге хотел прогнать ее, но у него уже совсем не было сил. Он даже не мог поднять голову. А Варечка тяжело вздымала бока и медленно мигала. Шипы на ее морде стояли ежом, и полуметровый хвост судорожно подергивался в такт дыханию.