Дмитрий Колодан - Жизнь чудовищ (сборник)

Огромная белесая туша рванулась из глубины. Мощные челюсти сомкнулись на полах халата. Гаспар дернулся вперед, пытаясь удержать врага. Ван Фэнь замолотил руками, но крокодил уже всей массой рухнул в воду, увлекая за собой чудовищного сиамца. Гаспар, открыв рот, смотрел на расходящиеся круги.

– Ну хоть будильник остался, – только и смог сказать он.

Гаспар поворошил сырой плавник, шипящий в костре, и приложился к бутылке. «Панчо В.» покачивался у кирпичного берега. Канал заканчивался тупиком, на котором кто-то соорудил железный причал. Дальше начинались неизведанные земли, царства телефонных кабелей, бомбоубежищ и заброшенных веток метро. Выложенные серым камнем арки туннелей обросли водорослями, и где-то за ними ждали своего часа сокровища Вандердайса. Свинки бегали по пирсу, возбужденно повизгивая.

– Искать! – приказал Гаспар. – Сокровища там, искать!

Он махнул рукой. Одна из свинок шагнула вперед, шумно втягивая воздух, и торжествующе взвизгнула. Остальные ответили довольным похрюкиванием. Веселой гурьбой они поспешили к своей цели. Дядюшка помахал им рукой. Балобо всхлипнул.

– Может, еще встретитесь, – утешил его Гаспар. – Катакомбы – штука такая, всегда приходится возвращаться… С этой-то что делать будем?

Он кивнул на лежащую у костра Алоизу. Женщина все еще была без сознания. Гаспар встряхнул бутылку и приложил горлышко к приоткрытому рту. Хороший ром и мамонта поднимет на ноги, а уж плохой и подавно.

Алоиза закашлялась и села, озираясь. Наконец ее взгляд остановился на Гаспаре. Из горла вырвалось бульканье, перешедшее в кашель.

– Выпейте рома, – предложил дядюшка. – Дрянь, конечно, но от простуды самое то…

Алоиза уставилась на него пустыми глазами.

– Где свиньи? – прохрипела она.

Дядюшка пожал плечами.

– Ушли. Я говорю – выпейте рому. Или вот могу предложить сигарку. Вы курите?

– ГДЕ СВИНЬИ?

Гаспар вздохнул.

– Где-то там, – он махнул рукой. – Я же говорю – ушли.

Алоиза, покачиваясь, поднялась на ноги. Не оглядываясь, она побрела за ушедшими свиньями. Дядюшка смотрел вслед, пока ее фигура не растворилась во мраке подземелий.

Где-то с четверть часа он любовался огнем, отхлебывая из бутылки. Балобо сидел напротив и, опустив голову, пыхтел сигаркой. Молчание прервалось тихим перестуком копытец. Первая свинка выступила из туннеля и вопросительно посмотрела на дядюшку Гаспара; за ней в темноте возбужденно толклись остальные. Пятачок вздрогнул, ловя запахи; поросенок радостно всхрюкнул, и свинки выскочили на пирс. Принюхиваясь к земле, свинки обошли Гаспара, а затем уверенно затрусили вслед за Алоизой Буллен.

Гаспар усмехнулся и выпустил им вслед колечко дыма.

На улице Блюхера жили тигры. Они скрывались в лабиринтах сараев и старых двухэтажных домов, от которых пахло прелым деревом и канализацией. Бродили среди сугробов и натеков льда; фонари тускло светились оранжевым, и в их лучах всегда метался снег. Там, на самой короткой и страшной дороге от библиотеки до дома, жили они – и зимними вечерами появлялись из своих убежищ, гибкие и опасные, и перед ними по пустынной улице волнами катился ужас.

Ходить вечером по улице Блюхера категорически запрещалось. Поэтому Катя возвращалась только по ней.

Она шла скользящей походкой; ранец с книжками ненадежно прикрывал спину, в коленях стыла ватная пустота, и часто-часто билось сердце. Если ставить ногу по-особому, снег не заскрипит под валенком, и тигры не услышат. Иногда впереди сквозь пургу мелькала тень, и Катя замирала в обморочном страхе, но порыв ветра утихал, тень превращалась в дворнягу или ворону, и Катя шла дальше, пружиня и стараясь не оставлять следов.

Кабинет Главного Библиотекаря – в дальнем тупике, затерян в шелестящей полутьме, замаскирован изгибами проходов между стеллажами. Катя всегда выходила на него неожиданно, заплутав между полками и лесенками, заблудившись в нагромождениях старой бумаги. Комната всегда была заперта, и замочная скважина под медной ручкой походила на золотистый глаз. Иногда Катя бросала листать книги и подкрадывалась к двери. Из щели над полом лился жаркий свет, пахло сухой травой и кофе. Говорили, Библиотекарь слеп, носит за пазухой кинжал и не боится времени. Говорили, что когда-то в его кабинете безумолчно стрекотала пишущая машинка, но уже много лет там царит тишина. Это было неправдой: порой до Кати доносились голоса, быстрые и горячие речи и обрывки танго; но чаще было слышно, как вздыхает и жалуется на незнакомых языках Библиотекарь. Временами бормотание становилось разборчивее, скрипели половицы под тяжелыми шагами, и Катя опрометью бросалась туда, где с холодным весельем мигали лампы дневного света, а полки пестрели обложками детских книжек. Она отбирала стопку и робко подходила к столу, уставленному ящичками с карточками абонементов.

– Ты опять взяла «Маугли», – укоризненно улыбалась ей женщина, вечно закутанная в пуховый платок. Катя молча кивала в ответ. Маугли – ее талисман, лучший друг и защитник. С ним не так страшно было идти домой.

Катя совала книжки в ранец, за спиной хлопала тяжелая и толстая, обитая дерматином дверь. С воем набрасывался буран. Катя прикрывала лицо шарфом и ныряла в переулок, ведущий на улицу Блюхера.

Буйствовал снежный январь, катилась по городу эпидемия гриппа, и Катя то пряталась с головой под одеяло, то отбрасывала его, отбиваясь от температурных теней. Приходила мама, приносила стакан воды с лимоном. Подкладывала на батарею новую ватку, пропитанную пихтовым маслом, ставила градусник и грустно качала головой. Ночник отбрасывал теплый свет, медленно шевелились розы, оплетающие шпалеры, на обоях, и стена Катиной комнаты превращалась в фасад двухэтажки на улице Блюхера: штукатурка обвалилась, обнажив деревянную решетку и куски пакли, хлопает под ветром жесть на козырьке подъезда. Квадрат света превращался в окно, и сквозь щель в шторах Катя видела развешанные на светлых обоях детские рисунки: солнце, траву и тигров. Она замирала, и между спиной и ранцем протискивался холод. К окну подбегал смуглый мальчик с тетрадью в руке и прижимал к стеклу первую страницу. «Царь леса», – читала Катя. Мальчик вдруг начинал трясти кулаком, из его глаз катились злые слезы, и окно гасло. Розы превращались в деревья, и только вдалеке светился фонарь. Катя бежала к нему, но тело не слушалось, а потом становилось понятно, что это не фонарь, это огонь костра в ночном лесу… нет, это тигр, похожий на пламя. Он надвигался на Катю, от него несло дымом, силой и почему-то псиной, когти походили на ножи, а в рычании слышался гитарный звон. Лес заливало солнцем, становилось жарко, и тропинка превращалась в улицу. Пахло кровью, пролитой на горячий асфальт, кофе, потом. Двери сараев распахивались, выворачивая нутро темных кабачков – там пили вино, тянули из серебряных трубочек горький мате и танцевали танго. Черноволосые парни выходили на улицу плечом к плечу, и у каждого за пазухой ждал нож. Здесь не было места ни страху, ни холоду. Катя благосклонно улыбалась и расправляла плечи, обмахиваясь веером. Прекрасная северянка с улицы Серрано, тайная причина многих и многих дуэлей, лучшая танцовщица окраин, она привыкла к блеску злой стали и жару в крови. Подкатывала повозка, запряженная храпящими тонконогими конями, лихие гаучо увозили сеньориту Катерину в пампу, где текли воды рыже-свинцовой реки, и оставляли наедине с солнцем и травой.