Роберт Шекли - Абсолютное оружие (сборник)

– Ясное дело, уживался. Нас, уроженцев Горной Джорджии, с раннего детства готовят к тому, чтоб мы уживались с любыми расами. Это у нас в крови. Так мой папаша уверял. Но служить с Блейком я, хоть убейте, не стану.

– Кто это – Блейк?

– Да новенький, сэр.

– Откуда же он родом? – насторожился Свен.

– Из Горной Джорджии.

На миг оторопевшему Свену почудилось, будто он ослышался. Он вытаращил глаза на Форбса – тот, оробев, ел капитана глазами.

– Из гористой части штата Джорджия?

– Так точно, сэр. Кажется, откуда-то неподалеку от моих краев.

– А он белый, этот Блейк?

– Само собой, сэр. Белый англо-шотландского происхождения, точь-в-точь как я.

У Свена возникло ощущение, будто он осваивает неведомый мир – мир, с каким не доводилось сталкиваться ни одному цивилизованному человеку. Капитан с изумлением обнаружил, что на Земле попадаются обычаи куда диковиннее, чем где-либо в Галактике. И попросил Форбса:

– Расскажи-ка мне о ваших обычаях.

– А я-то думал, про нас, выходцев из Горной Джорджии, все досконально известно, сэр. В наших краях принято по достижении двадцати лет уходить из отчего дома и больше домой не возвращаться. Обычай велит нам работать бок о бок с представителями любой расы… кроме нашей.

– Вот как, – обронил Свен.

– Новичок-то, Блейк, тоже из Горной Джорджии. Ему бы сперва проглядеть судовой реестр, а уж после наниматься на корабль. На самом-то деле он один кругом виноват, и если ему плевать на вековой обычай, то я тут ни при чем.

– Но почему же все-таки вам запрещено служить с земляками? – не отставал Свен.

– Неизвестно, сэр. Так уж повелось от отца к сыну, с незапамятных времен.

Свен пристально посмотрел на радиста: в капитанском мозгу забрезжила догадка.

– Форбс, ты можешь словами передать, как относишься к чернокожим?

– Могу, сэр.

– Так передай.

– В общем, сэр, по всей Горной Джорджии считается, что чернокожий для белого – лучший друг. Я ничего не говорю, белые совсем не против китайцев, марсиан и прочих, но вот у чернокожих с белыми как-то особенно лихо все выходит…

– Давай-давай, – подбодрил Свен.

– Да ведь это трудно толком объяснить, сэр. Просто-напросто… словом, чернокожий и белый как-то особенно удачно друг к другу притираются, входят в зацепление, словно хорошие шестерни. Между чернокожим и белым какая-то особая слаженность.

– А знаешь, – мягко проговорил Свен, – ведь когда-то, давным-давно, твои предки считали чернокожих неполноценным народом. Издавали всякие законы, по которым чернокожему категорически воспрещалось общаться с белым. И продолжали в таком же духе еще долго после того, как во всем остальном мире с этим предрассудком было покончено. Вплоть до Злосчастного Испытания.

– Это ложь, сэр! – вспыхнул Форбс. – Простите, я не обвиняю во лжи вас лично, сэр, но ведь это неправда. У нас в Джорджии всегда…

– Могу доказать: так утверждают книги по истории и антропологии. В библиотеке у нас тоже найдутся кое-какие, если только тебе не лень покопаться!

– Уж янки понапишут!

– Там есть и книги, написанные южанами. Все это правда, Форбс, но стыдиться здесь нечего. Просвещение приходит к людям долгими и мучительными путями. Твои предки обладали многими достоинствами, ты вправе ими гордиться!

– Но если все было так, как вы объясняете, – нерешительно произнес Форбс, – отчего же все переменилось?

– Вот об этом как раз можно прочитать в одном исследовании по антропологии. Ты ведь знаешь, что после Злосчастного Испытания ядерного оружия над Джорджией выпали обильные радиоактивные осадки?

– Так точно, сэр.

– Но ты едва ли знаешь, что в ту пору лучевая болезнь стала с особой беспощадностью косить население так называемого Черного Пояса. Да, жертвами болезни становились и многие белые. Но вот чернокожие в той части штата вымерли почти начисто.

– Этого я не знал, – покаянно прошептал Форбс.

– Уж поверь мне на слово, до Испытания случалось всякое – и расовые бунты, и линчевания, и взаимная неприязнь между белыми и чернокожими. Но вдруг чернокожих не стало: их истребила лучевая болезнь. В результате у белых, особенно в малых населенных пунктах, появилось нестерпимое чувство вины. А самые суеверные из белых терзались мучительными угрызениями совести из-за массового вымирания чернокожих. Для таких белых вся цепь событий явилась тяжелым ударом, ведь люди-то они были религиозные.

– Какая им разница, если они ненавидели чернокожих?

– В том-то и дело, что вовсе не ненавидели! Опасались смешанных браков, экономической конкуренции, изменений в общественной иерархии. Однако о ненависти и речи не было. Напротив. В ту пору твои земляки утверждали (и при этом нисколько не кривили душой), будто куда лучше иметь дело с негром, чем с «либералом»-северянином. Отсюда вытекло множество конфликтов.

Форбс кивнул в напряженной задумчивости.

– В изоляте – в сообществе вроде того, где ты родился, – тогда же возник обычай трудиться вдали от дома, с представителями любой расы, кроме земляков. Здесь всему подоплекой комплекс вины.

По веснушчатым щекам Форбса градом катился пот.

– Прямо не верится, – пробормотал радист.

– Форбс, разве я тебе хоть раз в жизни солгал?

– Никак нет, сэр.

– Значит, поверишь, если я поклянусь, что все рассказанное мною – правда?

– Но… постараюсь, капитан Свен.

– Теперь ты знаешь, откуда пошел обычай. Будешь служить с Блейком?

– Навряд ли у меня получится.

– А ты попробуй.

Прикусив губу, Форбс беспокойно заерзал.

– Попробую, капитан. Не знаю, выйдет ли, но попробую. И сделаю это ради вас и ради своих товарищей, а не из-за того, что вы мне тут наговорили.

– Постарайся, – сказал Свен. – Больше от тебя ничего не требуется.

Форбс кивнул и поспешно спустился с мостика. Тотчас же Свен сообщил диспетчеру, что готов стартовать.

Внизу, в кубрике, Форбса познакомили с новичком по фамилии Блейк. Долговязому черноволосому новичку было там явно не по себе.

– Здорово, – сказал Блейк.

– Здорово, – откликнулся Форбс.

Каждый робко шевельнул ладонью, словно намереваясь обменяться рукопожатием, но ни тот, ни другой не довершили жеста.

– Я из-под Помпеи, – заявил Форбс.

– А я из Альмиры.

– Почти что соседи, – убито сказал Форбс.

– Это уж точно, – согласился Блейк.

Наступило молчание. После долгих раздумий Форбс простонал:

– Не могу я, ну никак не могу. – И двинулся было прочь из кубрика. Но вдруг остановился и, обернувшись, выпалил: – А ты чистокровный белый?

– Да нет, не так чтоб уж очень чистокровный, – степенно ответил Блейк. – По матери я на одну восьмую индеец племени чероки.

– Ты чероки, это точно?

– Он самый, не сомневайся.