Юрий Невский - Космонавты Гитлера. У почтальонов долгая память

«Начальник» вдруг поднял глаза и, немо распялив рот (усы его как-то косо съехали набок – так виделось из-за мутного стекла), – уставился на Надю! Он заметил ее в узком окошке над дверью. «Террорист» не понял, в чем дело, и обернулся. В это же мгновение «начальник» вскинул руку с чем-то блеснувшим. Опомнившись, она отпрянула от стекла и сверзилась со шкафа…

Грохот одного… двух выстрелов… хлестнувших раз за разом железным бичом, едва не разорвал ей перепонки.

Она забилась в угол. Из ее груди вырвался вой, животный крик, вибрирующий, переходящий в визг, вопль… И она заткнула уши, чтобы не слышать его. А если у нее ноги согнутся в коленях? онемеют связки? она соскользнет в зыбкую мглу безумия? Гигант нависнет над ней, выкрутит как тряпку. Нет, она замолкнет. Будет молчать. И не несколько дней, а вообще больше никогда не скажет ни слова. «Мммммм…» – тянула на одной ноте, как будто ей в рот влетело ужасное мерзкое насекомое.

Дверь заскрежетала, медленно-медленно отворилась.

Придерживаясь за косяк, дико улыбаясь (и почему-то натягивая на голову вязаную Лешину шапочку), на пороге стоял террорист. Он скорее был мертвый, чем живой. Серый, в цементной пыли, человек. Но голова и плечи у него – в чем-то буро-малиновом, черно-блестящем, стекающем длинными густыми каплями. Неестественно склонив голову к плечу, он пытался прикрыть голову, натянуть воротник куртки. И вдруг запел

как тебя зовут, девочка? – тихо спросил он.

«Мммммм!» – скулила она.

– Правильно. Тебе, «мммммм», письмо. Возьми его.

Протянул ей что-то завернутое в пластик, размером с общую тетрадь.

Он протянул… черной мохнатой лапой… На нее глянула осклабившаяся морда Кикиморы. «Пошли со мной! на крышу! – раздался хриплый собачий лай. – Чтобы все школы района плакали над нами!»

Боец в камуфляже, выбравшись на крышу, подготовил место для наблюдения. Вынул из футляра винтовку, точными движениями собрал ее, привел в готовность прицел. Темный затаившийся дом впереди, одиноко торчащий на пустыре, был виден как на ладони. Чтобы оценить обстановку, снайпер бегло, не вдаваясь в подробности, осмотрел и его, и прилегающую местность…

К дому вела разъезженная, разбитая мощной техникой дорога. Недалеко от входной двери стоял довольно потрепанный «Форд»: судя по невысохшим подтекам грязи, приехали на нем только что. На стене у двери нарисован какой-то знак… треугольник вершиной вниз? перевернутая буква «А»? Яркая краска из аэрозольного баллончика нанесена, видимо, тоже недавно. А рядом разбросаны, втоптаны в грязь… белые лилии! Беззащитные хрупкие цветы перебиты, изломаны. Это вносило диссонанс во все окружающее, в серую и невзрачную обстановку, и вызывало неосознанную тревогу. Он «заглянул» в окна второго этажа. Длинное запущенное помещение: голые обшарпанные стены, груды мусора, посередине что-то вроде строительных помостьев, грубо сколоченных из досок. Изображение всего, что он видел, было мягко облечено зеленоватым мерцающим светом. Сообщил обо всем, что им замечено, на командный пункт. В ответ была дана команда продолжить наблюдение.

Проверяя слаженность работы систем наведения, перевел видоискатель на многоэтажки дальнего жилого массива. Их розовые фасады были четко прорисованы в вечереющем небе и вспыхивали стеклянными бликами, отражая малиновые искры заката. В наполненных золотистым светом окнах-сотах шла своя жизнь. Высотный дом со вставками из синих и зеленых панелей показался наиболее приметным. Выделил одно окно, другое… Женщина на кухне что-то готовила: отбивала мясо, переворачивала его, шлепала о разделочную доску. В раме следующей «картины» в глубине комнаты – лицо спящего старика. На грудь ему сползла раскрытая книжка, в съехавших на кончик носа очках отражался экран работающего телевизора. В окне рядом, сидя на подоконнике, умывалась кошка. В соседнем – мальчик склонился и что-то рисовал на листе бумаги. Чуть дальше – девушка расчесывала мокрые, только что вымытые волосы. Но это все лирика…

А вот этот дом на пустыре. Из-за него и разгорелся весь сыр-бор. Не то бывший склад, не то строительная контора. Вдалеке за ним – мрачная сквозная коробка заброшенной стройки. Сиди теперь на крыше как дятел (ну, как иволга; ведь у него позывной «иволга»), любуйся «пейзажами». Жди неизвестно чего. А потом все отменят. Так чаще всего и бывает.

Невидимые лучи его прицела словно бы прощупывали пространство.

Чтобы не «замылился» взгляд, вновь рассматривал многоэтажки, своим ступенчатым контуром расчертившие горизонт. По ориентирам, машинально отмеченным в памяти, по синим и зеленым панелям дома, который выделил из остальных, нашел «знакомые» окна… Женщина положила мясо на сковороду и теперь резала овощи. Старик мирно посапывал перед телевизором, в его очках отражалась голова ведущего какого-то ток-шоу. Мальчик перестал рисовать, складывал из листа фигуру; ну, может быть, самолетик. Кошка умылась. Девушка все так же расчесывала волосы.

Он наблюдал за ее плавными движениями. А когда же она… за учебники, например, сядет? Так же плавно, как и ее движения, его мысли переключились на собственную дочь. Тоже сидит, мечтает! А его к директору вызывают. Буквально сегодня. Вечером. Директор в разговоре по телефону сказал: заходите, мол, после работы, когда освободитесь; я допоздна в школе бываю. Сам директор! Феликс Альбертович. Опять его дочь натворила что-то из ряда вон выходящее!

Но почему сразу к директору? Ну, ляпнула она что-то не то, с языка сорвалось. Могла бы промолчать, конечно. И надо было ей вылезти с этой «диаграммой»! Какая-то «диаграмма». Что-то такое дурацкое. Их классная и два каких-то оболтуса встали в одну линейку. Классная – самая высокая, следующий оболтус ниже ее, а приятель оболтуса – еще ниже. Ну и что? Надя же при всех выдала… «диаграмма дураков»! А теперь такое! Классная весь дневник расписала. Последнее китайское предупреждение. Срочно обратить внимание на поведение дочери! А эта поездка на дачу?! Ничего себе, день рождения устроили! Одно пепелище осталось. Слава богу, хоть сами живы.

А вот с женой что-то произошло именно тогда, когда на даче случился пожар.

Неужели это может быть как-то связано?

Жена словно «пробудилась» от этого пожара, как бы почувствовав его, она сама об этом говорила. И вышла из бессознательного состояния. Теперь Аратюнян едва не плачет. Что это такое? Показывает снимки головного мозга жены… Вот здесь, видите, было затемнение, а теперь? Ничего нет! Этот сгусток, вот он. Вот, на прежних снимках. А сейчас все нормально. Ничего нет. Чисто.