Юрий Никитин - Скифы

Послышалось шлепанье по линолеуму, словно из комнаты в их сторону двигался крупный утенок, только что вышедший из воды. В проходе появилась молодая полная девушка, обнаженная, со снежно-белой кожей. Волосы ее были в беспорядке как на голове, так и на лобке, словно остервенело чесалась.

Она протяжно зевнула, почесалась под мышками, Крылов увидел подрастающие темные волосики, проворчала:

— Здравствуйте, Костя… Вы что, кроме пива и кофе, других напитков не знаете?

— Еще как знаем, — ответил Крылов весело: добродушная подружка Принца нравилась открытостью и добродушным нравом. — А что еще есть?

— Томатный сок, пепси…

— Кофе! — решил он. — При таком раскладе…

Еще через час пришла Ольга, младшая сестренка Кунигунды, студентка. Еще более полная, сочная, дышащая здоровьем. В отличие от Кунигунды ее «Ольга» — настоящее имя, на сайтах она ходила под другим ником, покрасивше. Раздвинув ребят, вывалила на стол пакетики с нарезанной ветчиной, сдобные булочки, две банки со сгущенкой, а сама шмыгнула в ванную.

Послышался шум льющейся воды. Ольга громко и немузыкально напевала, плескалась, хихикала. Кунигунда наготовила бутербродов на всех, для проголодавшейся сестренки вытащила из холодильника большую застывшую котлету и взгромоздила на ее бутерброд.

Потом шум воды оборвался, Ольга вышлепала из ванной комнаты мокрыми подошвами, даже не вытершись, лишь чуть промокнула волосы, свеженькая, вся в тугих капельках холодной воды. От ее кожи повеяло ощутимой прохладой, груди топорщились, соски заострились, потемнели и стали похожими на речную гальку.

Она остановилась в коридоре перед зеркалом, красиво изогнулась, бесстыдно выпятив ягодицы, сказала громко:

— Ах-ах! Как я люблю свою изящную фигуpу, тонкую талию, кpасивые бедpа, подтянутый живот… И как ненавижу слой жиpа, котоpый это все скpывает!

Она захохотала, протиснулась на кухню, нарочито задевая молодых парней толстым упругим задом и торчащими грудями, села напротив Крылова, расставив ноги. Волосики на бывшем интимном месте такие же черные на белом-белом теле, как и у сестры, только Ольга просто ленится ходить на далекий пляж, бедной студентке загорать некогда, нагрузки теперь ой-ой…

Она со смехом ухватила самый великанский бутерброд, тот в ее руках укорачивался быстро, так лесной пожар уничтожает сухой лес, глаза молодо и задорно смеялись. Капельки на ее коже блестели, вздутые и упругие с виду, как жемчужинки, но молодое сильное тело разогревается быстро, Крылов почти видел, как вода испаряется, вот уже и грудь потеряла твердость камня, а коричневые кончики призывно заалели…

Откин сказал весело:

— Соседка возвращается из магазина, в руках полные сумки, прет к лифту… А тут кабинка настежь, оттуда совершенно голый мужик и говорит ей весело: оп-ля!.. Ну, моя соседка посмотрела и ахнула в ужасе: господи, яйца забыла купить!

Посмеялись, только Гаврилов сказал серьезно:

— Брехня. Мужчины раздеваться не будут. Никогда.

Наш главный язычник прав, подумал Крылов трезво. Раздеваются только женщины. Хотя вроде бы мы, мужчины, все еще хозяева жизни. Может быть, потому, что женщин раздевали всегда, а если и одеваем, то все равно так, чтобы выставить напоказ все их прелести. Смешно, если кто-то скажет, что мини-юбочки или лифчики что-то так уж скрывали! Да и юбочки становились все откровеннее, а лифчики превращались в некие символические ленточки, да и то прозрачные…

Но мы, мужчины, все еще в брюках. Пусть укоротившихся до шортов, до очень коротких шортов, но все же некую грань не переходим. Похоже, и не перейдем. А если перейдем, то не скоро. То будет уже другой человек. Все-таки в нас с пещерных времен заложено суеверие, что какую-то роль играет размер полового члена. Каждый ревниво смотрит, чтобы у соседа не оказался больше… Потому на всякий случай мужчины свое богатство друг перед другом ревниво скрывали все века. Так, похоже, будет еще долго.

Он вздрогнул, Принц настойчиво говорил:

— Ты о чем таком важном задумался? Я говорю, что со всех сторон кричат, давай подробности, а мы не успеваем, не успеваем! Спрос на скифов оказался куда выше, чем мы ожидали!

Крылов одним глазом следил, как Кунигунда молола кофе, солнечный луч проник в щель между шторами, ее широкие белые ягодицы в месте падения луча светились, словно налитые оранжевым медом.

— Надо использовать даже поражения, — пробормотал он. — Да, побили нас тогда… Но тем более мы имеем право на праздник Первого Водружения Меча!

— Что это?

— Принято будет собираться в скверах, — пояснил он, — с собой брать самые дешевые пирожки… Нет, сперва надо сутки попоститься, ведь половина из нас все еще живет впроголодь, все копейки отдает Интернету, черт бы побрал этого паука! — а утром с этими самыми пирожками будем сходиться в свои скверы. Или же в несколько заранее назначенных…

— Лучше назначенных заранее, — сказал Откин с кривой усмешкой. — Нужно же будет туда сперва завезти мусор, горы опавших листьев… А потом, после театрализованного представления собственными силами… обязательно собственными!.. они вкушают эти пирожки, тем самым разделяя с нами, приобщаясь к нам, получая частичку нашего мятежного духа и нашей святости. Ведь мы уже станем святыми? Гаврилов, у скифов был культ святых?

— Был культ ларов, — ответил Гаврилов. — Это что-то вроде домовых. Маленьких, мохнатых, как вон ты сейчас и есть.

— Надо будет пересмотреть и культ отрицателей, — предложил Klm. — Или ниспровергателей, как правильно?.. Ну, всякие там герои, что храбро плевали в святыни, срали в храмах или пердели на званом королевском обеде. Сами ничего не сделали, не создали, но их ценят за те кучи дерьма, что они наложили в храмах. К примеру, вон Франсуа Рабле зачислен в классики за его вонючий роман «Гаргантюа и Пантагрюэль», где все только жрут и срут. Причем сранье описывается на двух-трех страницах, а как Гаргантюа подтирал задницу — так целая глава. А то и две, не помню.

Раб Божий сказал с удивлением:

— Вот уж не думал, что ты будешь защищать церковь! Ведь Рабле — борец с церковной моралью…

— Мне плевать на церковь, — ответил Klm с раздражением. — Но лучше церковная мораль, чем отсутствие морали, как предложил Рабле и его мерзкий последыш — русская интеллигенция. Я хочу сказать, что для скифов должна быть разница между строителями и ломателями. А пока что в России… да и в прочем гребаном мире иной сратель стоит выше, чем чиститель. А та сволочь, что мусорит на улице, считается духовно богаче, чем убирающий за ней дворник. Уже тем, что мусорит, а не убирает!

Черный Принц деловито сделал пометку в блокноте:

— А что? Он прав, хоть всего лишь Klm, а не я, умный и замечательный. Они все хотят быть… или хотя бы выглядеть — добрыми! Как сволочи, как и эти, растерянные. Идиоты! Быть добрым совсем нетрудно, это справедливым быть трудно.