Сергей Лукьяненко - Конец легенды (Сборник)

– Зачем тебе цыганское волшебство, чаворо? – женщина склонила голову набок, будто надеясь под таким углом углядеть что-то тайное. Голос ее стал спокойным, будто она уже приняла решение. – Разве ты не знаешь, гаджё, не бывает добра от цыганских чудес… Зачем ты ведешь за собой чужих детей, чаворо? Разве ты дал им жизнь, чтобы теперь дать смерть?

– Мне не нужно твое волшебство, Мать. Открой дверь – и мы уйдем в Чудесный Мир.

– Что ты знаешь о нем, чаворо?

– Многое… – В глазах мужчины появилась мечтательная задумчивость. – Горы, вонзающиеся в голубое небо… Бездонные синие океаны… Бескрайние зеленые леса и желтые степи…

– Это есть и в твоем мире, – буркнула старуха. – Чего ты ищешь?

– Единороги, драконы, тролли… – небрежно обронил старший.

– Зато там нет бегемотов и жирафов, – равнодушно заметила цыганка.

– Магия…

– Техника.

– Великая война Света и Тьмы…

– Откуда ты знаешь?

– Великий Лорд Гвиндор Инглорион провозгласил: «Настал час последней битвы Добра и Зла». Со всех сторон явились пресветлые эльфы – отважные лучники Востока, закутанные в плащи-невидимки; стремительные всадники Запада на своих быстроногих конях; суровые воины Севера, сжимающие ледяные гарпуны и восседающие на белых медведях; яростные бойцы Юга, чьим оружием были клинки из черного камня и плети из драконьих жил… Им навстречу двинулись несметные орды орков. И когда две армии сошлись на плоскогорье радужных трав, Лорд Инглорион изрек: «Вечером девяносто девять орков из сотни будут мертвы, а оставшиеся навсегда бегут из Чудесного Мира, станут вечными странниками в земле, принадлежащей людям, где магия редка и слаба…»

Старуха молчала. Покачивала головой, смотрела внутрь себя, будто переводила услышанное на другой язык.

– Кто рассказал тебе эту легенду?

– Неважно, – мужчина усмехнулся. – Птичка принесла на хвосте… маленькая цыганская птичка… Открой нам дверь в Чудесный Мир, Мать Орков!

Женщина подняла глаза, всматриваясь в его лицо.

– Мы не питаем к вам зла, – продолжил мужчина. – Эльфы изгнали вас… Что ж. Страданиями и скитаниями вы искупили свою вину. Живите среди людей. Но мне и моим друзьям ты откроешь дверь в Чудесный Мир!

– Ты дурак, гаджё, – сказала цыганка. – В Чудесном Мире вы встретите свой конец. Уходите – я велю, чтобы вас не преследовали…

– Если нам суждено погибнуть от рук эльфов, то мы с радостью примем такую смерть! – воскликнула одна из девушек.

Старуха взглянула на нее с таким удивлением, будто заговорила табуретка. Покачала головой. Потом перевела взгляд на мальчика, который вытирал рассеченные пистолетным стволом губы.

– Вы получите то, что просите, – решительно произнесла она. – Сними зеркало со стены и подай его мне…

Мужчина бережно снял зеркало – простое, не очень старое, но мутное и засиженное мухами. Старуха кое-как протерла его рукавом платья, протянула цыганенку. Тот принял зеркало и замер слева от кресла.

Несколько секунд было тихо. Губы женщины шевелились, но до людей не доносилось ни единого звука. Руки парней сжались на рукоятях мечей. Их старший засунул пистолет в кобуру, нелепо пристегнутую поверх кольчуги.

А потом из зеркала ударил чистый белый свет. Руки паренька задрожали, будто ему стало невыносимо трудно держать посеребренное стекло. Луч двинулся по комнате, будто в Зазеркалье поворачивали мощный прожектор. Пробежал по полу, мазнул по лицам – и лег на стену. Вначале это был ослепительно-яркий белый прямоугольник. Потом в нем проступили краски. В комнату проник ветер, принеся с собой тонкий пряный аромат цветов и сладковатый дымок костра.

Люди стояли и смотрели на открывшуюся дверь, за которой качались зеленые, желтые, оранжевые метелки трав. Луг уходил, казалось, к самому горизонту, где снежной каймой вставали далекие горы.

– Я не смогу держать проход долго, – заявила цыганка. – Если вы решили…

Мужчина, завороженно смотревший на дверь в стене, вздрогнул и начал отдавать приказания:

– Эрендур, Павлик, Эол – вы первые!

Трое юношей не колеблясь рванулись в светящийся проем. Их тела окутал слепящий свет. Миг – и они уже стоят, озираясь, среди разноцветья трав, испуганные и восхищенные одновременно. Потом кто-то из них засмеялся, остальные подхватили – голоса ворвались в комнату, чистые и ясные, будто перезвон колокольцев на ветру.

– Ирэс, Нюменесси, Лютиэн!

Девушки шагнули следом.

– Элеросси, Феанор!

Двое замыкающих поспешили из маленькой комнаты на просторы Чудесного Мира.

Мужчина посмотрел на женщину. Та ухмылялась, качая головой:

– Какие громкие имена… А как зовешь себя ты?

– Роман, – резко ответил он и шагнул к двери. – Что ж… спасибо тебе, Мать Орков.

Он вошел в сияющий свет – и вышел в океан радужных трав. Чистый воздух пьянил. Рядом обнимались и прыгали, звеня кольчугами, его юные спутники. Проход между мирами медленно истаивал – темный прямоугольник, за которым хохотала древняя старуха, не способная даже привстать из своего кресла.

– Роман! – выкрикнула она. – Чяморо! Ты дурак, Роман! Твоя птичка пропела тебе только начало легенды!

– Что ты хочешь сказать, Мать Орков? – удивилися старший, подходя к закрывающейся двери.

– Орки победили в той битве, чяморо! Лорд Инглорион красиво говорил и отважно сражался, но и он угодил в котел. Бежать пришлось нам!

Цыганенок с разбитыми в кровь губами мотнул головой, из-под волос проглянуло острое эльфийское ухо. Потом он усмехнулся и опустил зеркало.

Проход исчез.

Мужчина, пятеро юношей и три девушки остались стоять среди высокой травы, глядя на тянущиеся к небу дымки недалекого стойбища, откуда к ним уже спешили, готовя на ходу волосяные арканы, воины орков.

Я шел по пустыне второй день. Солнце, огромное и белое, висело в небе, обрушивая удушливый зной. Пустая фляжка легонько хлопала по бедру, назойливым метрономом отсчитывая каждый шаг. Шоколад, которым я собирался пообедать, растаял, превратившись в липкую коричневую жижу в обертке из блестящей фольги и промасленной цветной бумаги.

Дорога лежала передо мной – ровная как зеркало, прямая как стрела, узкая, как прихожая малогабаритной квартиры…

Остановившись, я повторил всплывшие из подсознания слова. Прихожая… малогабаритной… квартиры…

Нет. Не помню. Не знаю.

Лишь обрывки образов – мелькающие где-то на грани реальности и фантазии: полутьма… теснота… спертый воздух…

Не помню.

Раскаленный бетон припекал ноги даже сквозь толстые подошвы армейских ботинок. Тоже слова из прошлого. Тоже слова без памяти. Но надо же как-то называть свои вещи: начиная от легкой куртки из непромокаемой ткани и кончая тонким и острым клинком в кожаных ножнах за спиной.