Филип Дик - Человек в высоком замке (пер. О.Колесников)

Молодой японец тоже поклонился, глядя на них с сияющей улыбкой.

– Немного прохладно, сэр, на этом открытом поле, – сказал мистер Тагоми. – В город мы полетим на вертолете представительства. Не возражаете? Или, может быть, вам нужно еще уладить какие-нибудь дела здесь?

Он с волнением вглядывался в лицо Бейниса.

– Мы можем отправиться прямо сейчас, – сказал Бейнис. – Я хочу только оформить номер в гостинице. Мой багаж…

– Об этом позаботится мистер Котомичи, – сказал мистер Тагоми. – Он поедет вслед за нами. Видите ли, сэр, на этом вокзале мне всегда приходится дожидаться багажа целый час. Дольше, чем вы летели.

Мистер Котомичи приятно улыбнулся.

– Хорошо, – сказал Бейнис.

– Сэр, а у меня для вас скромный дар.

– Простите?

– Чтобы у вас сложилось приятное впечатление.

Мистер Тагоми сунул руку в карман пальто и вынул оттуда небольшую коробку.

– Благодарю вас, – произнес Бейнис, принимая дар.

– Почти полдня специальные эксперты проверяли верность выбора, – продолжал мистер Тагоми. – Это настоящий раритет умирающей культуры бывших США, редчайшая и прекрасно сохранившаяся реликвия, несущая на себе отпечаток давно минувших безоблачных дней.

Мистер Бейнис открыл коробку. В ней лежали детские часы в виде головы Микки-Мауса на черной бархатной подушечке.

Что это – розыгрыш? Он поднял глаза и увидел взволнованное и серьезное лицо мистера Тагоми. Нет, это никак не могло быть шуткой.

– Большое спасибо, – сказал Бейнис. – Это действительно совершенно невероятно.

– Во всем мире сейчас найдется не более десятка настоящих часов Микки-Мауса выпуска 1938 года, – сказал мистер Тагоми.

Он испытывающе вглядывался в лицо Бейниса, упиваясь произведенным впечатлением, постижением ценности дара.

– Ни один из известных коллекционеров не имеет подобного экземпляра, сэр.

Они вошли в здание вокзала и по лестнице вышли на вертолетную площадку.

Шедший за ними мистер Котомичи сказал:

– Харусаме ни нурецуцу яне но темари кана…

– Что такое? – переспросил мистер Бейнис у мистера Тагоми.

– Старинная поэма, – сказал мистер Тагоми, – периода Токугавы.

– Весною под сильным дождем мокнет, забытый всеми, на крыше детский мячик, – перевел Котомичи.

Наблюдая за тем, как его бывший наниматель вперевалку проковылял по коридору в основное производственное помещение корпорации «У-М» Френк Фринк подумал, что самым странным в Уиндем-Матсоне является то, что он совсем не похож на человека, владеющего фабрикой.

Он больше напоминал бездельника – завсегдатая злачных мест, какого-то пропойцу, которого отмыли в бане, дали новую одежду, побрили, постригли, накачали витаминами и послали в мир с пятью долларами, чтобы он начал новую жизнь. У старика было болезненная, заискивающая, нервная, даже вызывающая сочувствие манера держаться, как если бы он в каждом видел своего скрытого врага, более сильного, чем он сам, и перед ним он вынужден вилять хвостом и ублажать. Эта его манера как бы говорила: все собираются меня облапошить.

В действительности же «У-М» была чрезвычайно могущественной. Ей принадлежал контрольный пакет акций целого ряда предприятий, торговые фирмы, недвижимость, не считая фабрик самой корпорации «У-М».

Проследовав за стариком, Френк распахнул дверь в цех. Там грохотали станки, которые он ежедневно видел вокруг себя в течение многих лет, люди за станками, воздух, наполненный пылью, тусклое освещение, суета движений. Вот сюда и вошел старик. Фринк ускорил шаги.

– Эй, мистер У-Эм! – позвал он.

Старик остановился возле начальника цеха, человека с волосатыми руками по имени Эд Маккарти. Они одновременно посмотрели на Фринка, когда он подошел к ним.

Нервно облизнув губы, Уиндем-Матсон сказал:

– Очень жалко, Френк, но я уже ничего не могу сделать, чтобы взять вас назад. Я уже нанял на ваше место человека, полагая, что вы не вернетесь. После всего того, что вы сказали.

Его маленькие черные глазки часто забегали из стороны в сторону. Фринк знал, что уклончивость было его наследственной чертой.

У старика это было в крови.

– Я пришел за своим инструментом и ни за чем более, – сказал Фринк.

Его голос – он был рад это слышать – был твердым и даже резковатым.

– Ну, посмотрим, – промямлил У-М.

У него не было четкой линии относительно статуса инструментов Фринка. Он адресовался к Эдди Маккарти:

– Думаю, что это по вашему ведомству, Эд. Наверное вы сможете уладить здесь все, что касается Френка. У меня другие заботы.

Он взглянул на карманные часы.

– Знаете, Эд, я переговорю с вами об этой накладной позже. Мне еще нужно кое-куда сбегать.

Он похлопал Эдди Маккарти по руке и поспешил прочь, не оглядываясь.

– Ты пришел, чтобы снова стать на работу? – спросил, помолчав, Маккарти.

– Да.

– Я горжусь тобой. Ты здорово вчера высказался.

– Я тоже страшно горжусь, – сказал Френк. – Но – бог мой – я не могу так же хорошо работать где-то в другом месте.

Он чувствовал себя побитым и беспомощным.

– Ты ведь знаешь это.

Раньше они частенько обсуждали свои проблемы.

– Нет, не знаю, – сказал Маккарти. – Ты справишься с любой проблемой не хуже любого другого на побережье. Я видел, как ты выдал деталь всего за пять минут, включая и чистовую полировку. Вот только сварка…

– А я никогда не говорил, что могу варить, – отозвался Фринк.

– А ты никогда не думал завести собственное дело?

Фринк, захваченный врасплох, застыл.

– Какое дело?

– Ювелирное.

– Да ну тебя, ради Христа!

– Заказы, оригинальные изделия, а продавать будут другие.

Маккарти отвел его в угол цеха подальше от шума.

– Тысячи за две ты смог бы снять небольшой подвал или гараж. Когда-то я рисовал эскизы женских сережек и кулонов. Помнишь ведь – настоящий модерн.

Взяв кусок наждачной бумаги, он стал рисовать, медленно и упрямо.

Заглянув ему через плечо, Фринк усидел эскиз браслета с орнаментом из расходившихся и переплетавшихся линий.

– А разве еще существует рынок ювелирных изделий? – спросил Фринк.

Все, что он когда-либо видел, было традиционными – даже старинные – изделиями прошлого.

– Кому нужны современные американские вещи? Их не существует вовсе, во всяком случае теперь, после войны.

– Сам создай рынок, – посоветовал сердито Маккарти.

– Ты хочешь сказать, что и продавать я буду сам?

– Пусти их в розничную продажу через магазин, вроде… как он называется? На Монтгомери-Стрит – большой шикарный магазин произведений искусства.

– «Американские художественные промыслы», – сказал Фринк.

Он никогда не заходил в магазины столь дорогие и фешенебельные, как этот, так же, как и подавляющее большинство американцев. Только у японцев были такие деньги, чтобы делать покупки в подобных магазинах.