Филип Дик - Человек в высоком замке (пер. О.Колесников)

– Пол, одну минуту…

Он извлек заколку, она стала от пота скользкой.

– Я горжусь этой работой, а об этом хламе, об этих талисманах не может быть и речи. Я отказываюсь.

И снова было совершенно неясно, как же прореагировал не это молодой японец.

Он просто весь обратился в слух, выражая на лице только стремление понять Чилдана.

– И тем не менее я вам благодарен, – продолжал Чилдан.

Пол поклонился.

Роберт Чилдан ответил тем же.

– Люди, которые сделали это, – сказал Чилдан, – это гордые американские художники, и я с ними. Предложить нам выбросить свои творения на свалку для производства амулетов – это для нас оскорбление, за что вам придется извиниться.

Последовала невероятно долгая пауза.

Пол внимательно обозревал его, слегка подняв одну бровь и изогнув тонкие губы.

Улыбается?

– Я требую, – сказал Чилдан.

И все. Больше он был не в силах нести эту взваленную им самим на себя ношу. Оставалось просто ждать.

Но ничего не происходило.

«Пожалуйста, – взмолился он. – Помоги мне».

– Простите мое высокомерие, – сказал Пол.

Он протянул руку.

– Все в порядке, – ответил Роберт Чилдан.

Они пожали друг другу руки.

Спокойствие окутало душу Чилдана: «Я пережил это, и со мной ничего не случилось. Теперь все кончено. Слава богу: он еще существовал в нужный для меня момент. В другое время все могло получиться для меня иначе. Смогу ли я еще хоть раз отважиться на подобное? Скорее всего – нет».

Ему стало грустно. Миг – будто выплыл на поверхности и почувствовал себя свободным от тяжкого бремени.

«Жизнь коротка, – подумал он. – Искусство там, еще что-то, но не жизнь, существует долго, бесконечно извиваясь, как бетонная лента шоссе, плоская, белая, и ничто не может ее выпрямить, чтобы по ней не проезжало, хоть вдоль, хоть поперек. А вот я стою здесь, но дольше уже нельзя». Повернувшись, он засунул продукцию фирмы «ЭдФренк» в карман пиджака.

– Мистер Тагоми, к вам мистер Ятабе, – сказал мистер Рамсей.

Он отошел в угол кабинета. Вперед вышел хрупкий пожилой джентльмен. Протянув руку, мистер Тагоми сказал:

– Рад встретиться с вами лично, сэр. Легкая сухая старческая ладонь скользнула в его руку. Рука было принята и тут же почтительно и осторожно отпущена.

«Надеюсь, – подумал Тагоми, – ничего не сломано». Он смотрел в лицо пожилого джентльмена и нашел его весьма приятным: твердый и ясный дух, никакого тумана в восприятии. Определенно, яркое проявление всех стойких древних традиций. Лучшее из качеств, которыми мог бы обладать старик. И тут же он обнаружил, что стоит лицом к лицу с генералом Тедеки, бывшим главой Имперского генерального Штаба.

– Генерал, – сказал он и отвесил низкий поклон.

– Где же третья сторона? – спросил генерал Тедеки.

– Сейчас прибудет, – ответил мистер Тагоми. – Он проинформирован лично мной в номере гостиницы.

В голове у него стоял грохот. Он сделал несколько шагов назад, согнулся и вряд ли был в состоянии снова разогнуться.

Генерал сел. Мистер Рамсей, все еще не ведая истинного значения старика, услужливо помог ему сесть, не выказывая особого почтения. Мистер Тагоми нерешительно сел в кресло лицом к генералу.

– Теряем время, – сказал генерал. – Очень жаль, но этого не избежать.

– Конечно.

Мистер Тагоми кивнул.

Прошло десять минут. Никто из них не заговаривал.

– Простите меня, сэр, – в конце концов обеспокоенно сказал мистер Рамсей. – Я пойду, если во мне нет необходимости.

Мистер Тагоми кивнул, и мистер Рамсей вышел.

– Чаю, генерал? – спросил мистер Тагоми.

– Нет, сэр.

– Сэр, – сказал мистер Тагоми, – я должен признаться, что мне страшно. Что-то жуткое мне чувствуется в этой встрече.

Генерал склонил голову.

– Мистер Бейнис, которого я принял, – продолжал мистер Тагоми, и которого приглашал к себе домой, заявил, что он швед. Однако при ближайшем рассмотрении я убедился, что на самом деле это в некотором роде высокопоставленный немец. Я говорю об этом потому что…

– Продолжайте, пожалуйста.

– Спасибо, генерал. Его лихорадочное состояние, связанное с этой встречей, побуждает меня сделать вывод о том, что это связано с политическими сдвигами в Рейхе.

Мистер Тагоми не стал упоминать о другом факте: о том, что ему известно, как генерал не смог прибыть в заранее установленное время.

– Сэр, – отозвался генерал, – теперь не стоит строить догадки. Не та информация.

Серые его глаза отечески светились. В них не было никакой злобы.

Мистер Тагоми переварил упрек.

– Сэр, мое присутствие на этой встрече – простая формальность, чтобы сбить с толку нацистских ищеек?

– Естественно, – сказал генерал. – Мы заинтересованы в поддержании определенной легенды. Мистер Бейнис – представитель одной из стокгольмских фирм, чисто деловой человек. А я – Шинджиро Ятабе.

Мистер Тагоми подумал: «А я – мистер Тагоми. Такова моя участь».

– Несомненно, нацисты следят за всеми перемещениями мистера Бейниса, – сказал генерал.

Он положил руки на колени, сидя совершенно прямо… как если бы, подумал мистер Тагоми, он принюхивался к далекому, едва уловимому запаху кухни.

– Но чтобы разоблачить его, они должны пользоваться законными методами. В этом и заключается подлинная цель: не введение и их в заблуждение, а соблюдение формальностей в том случае, если выявится, кто он такой на самом деле. Вы понимаете, что, например, для того, чтобы задержать мистера Бейниса, им придется сделать больше, чем просто пристрелить его, что они могли бы сделать, если бы он приехал, ну, скажем безо всякого прикрытия.

– Понимаю, – сказал мистер Тагоми.

«Похоже на игру, – решил он, ибо склад мышления нацистов известен. Значит, предполагается, что я буду полезен».

На столе зажужжал интерком. Раздался голос мистера Рамсея:

– Сэр, мистер Бейнис здесь. Пригласить его к вам?

– Да! – прокричал мистер Тагоми.

Дверь открылась, и вошел мистер Бейнис, изысканно одетый, отутюженный, весь с иголочки. Лицо решительное, сосредоточенное.

Генерал Тедеки встал и повернулся к нему. Мистер Тагоми тоже поднялся. Все трое раскланялись.

– Сэр, – обратился мистер Бейнис к генералу. – Я – капитан Рудольф Вегенер из Военно-Морской контрразведки Рейха. Вы должны понять, что я никого здесь не представляю, кроме самого себя лично и некоторых анонимных лиц, не представляю я также никакого ведомства или бюро правительства Рейха.

– Герр Вегенер, – ответил генерал, – я понимаю, что вы никоим образом не можете приписать себе представительство любого из подразделений правительства Рейха. Я сам здесь являюсь неофициальной приватной стороной, которая благодаря прежнему положению в Императорской Армии, можно сказать, имеет доступ к тем кругам в Токио, которые хотели бы услышать все, что вы сочтете необходимым сообщить.