Филип Дик - Человек в высоком замке (пер. О.Колесников)

– Боже, какой ты чудак. В смысле, ты умудряешься все говорить шиворот на выворот. Аорта у тебя в груди. А ты имеешь в виду сонную артерию.

– Если я встану, – сказал он, – я истеку кровью за две минуты. Пойми это. Так что окажи мне хоть какую-то помощь, пришли врача или вызови скорую. Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты сделаешь это? Ну, конечно сделаешь. Договорились: ты позвонишь или сбегаешь за кем-нибудь.

Чуть поразмыслив, она произнесла:

– Хорошо, попробую.

– Приведи кого-нибудь ради моего спасения.

– Сходи сам.

– Да рана же не закрылась.

Кровь сочилась сквозь его пальцы – она это видела – и стекала вниз по запястью. На полу натекла лужа.

– Я боюсь двинуться.

Она надела свою новую шубу, закрыла новую кожаную сумку, подхватила свой саквояж и столько пакетов, принадлежащих ей, сколько могла унести. Особо она постаралась унести большую коробку с аккуратно уложенным там голубым итальянским платьем. Открывая дверь в коридор, она обернулась к Джо.

– Может быть, я смогу сказать администратору. Там, внизу.

– Да, – с надеждой сказал он.

– Очень хорошо. Я скажу им. И не ищи меня в Каньон-сити, потому что я не собираюсь туда возвращаться. Ведь при мне почти все ассигнации рейхсбанка, так что я, несмотря ни на что, в выигрыше. Прощай.

Возле лифта ей помогли хорошо одетый пожилой бизнесмен и его жена: они взяли у нее пакеты и передали их внизу в вестибюле коридорному.

– Спасибо, – сказала им Юлиана.

Коридорный понес вещи через вестибюль на панель перед отелем, а она нашла служащего, который объяснил ей, как добраться до автомобиля. Вскоре она уже стояла в прохладном бетонном подземном гараже, ожидая, пока служащий выведет наружу ее «студебеккер». Она вынула из сумки горсть мелочи, дала служителю на чай и через мгновение уже поднималась по тускло освещенному пандусу на темную улицу, освещенную фарами ее и чужих автомобилей, отблесками неоновой рекламы.

Швейцар в ливрее лично уложил ее багаж и пакеты в багажник и улыбнулся ей так чистосердечно, что она дала ему прежде чем уехать, громадные чаевые. Никто не пытался ее остановить, и это даже удивило ее. Никто даже бровью не повел.

Она решила, что они, наверное, думают, что заплатит Джо, а, может быть, уже заплатил, когда брал номер.

Ожидая зеленого света у светофора, стоя в ряду других машин, она вспомнила, что не сказала администратору, что Джо сидит на полу номера и нуждается в помощи врача, что он ждет и будет ждать до скончания века, или до тех пор, пока утром не появится уборщица. «Лучше мне вернуться, – подумала она, – или позвонить. Остановлюсь около телефона-автомата. Но ведь это так глупо, – подумала она тут же, продолжая выискивать место, где бы остановиться и позвонить. – Кто бы подумал такое всего лишь час назад, когда мы регистрировались, когда поднимались наверх. Мы уже собрались было идти обедать, мы, возможно, даже выбрались бы в ночной клуб».

Она снова заплакала. Слезы капали с кончика носа на кофту, но она продолжала ехать.

«Очень плохо, что я не посоветовалась с Оракулом, он-то знал бы все и предупредил бы меня. И почему я этого не сделала. В любое время я могла бы у него спросить в любом месте во время поездки или даже перед отъездом». Она невольно застонала. Эти звуки – какое-то завывание, никогда прежде ею не издаваемое – ужаснули ее, но она не могла сдержаться, несмотря на то, что сцепила зубы. Жуткое монотонное пение, причитания вместе со стенаниями, исторгались через нос.

Она остановилась у обочины и долго сидела, не выключая мотора, вся дрожа, засунув руки в карманы пальто. «Господи, – говорила она себе, – как это все ужасно. Ну что ж, а иначе никак и не могло получиться». Она вышла из машины и вытащила из багажника свой саквояж, открыла его на заднем сиденье и принялась рыться в одежде и обуви, пока в руках не оказались два черных тома оракула.

Здесь, на заднем сиденье машины с включенным мотором, она начала бросать три монеты Средне-Западных Штатов. Единственным источником света служила витрина крупного универмага. «Что я должна сделать?» – это был ее вопрос оракулу. – «Скажи мне, что мне делать, пожалуйста».

Гексаграмма сорок два, Приумножение, с переходящими линиями второй, третьей и четвертой, и наоборот верхней, превращаясь в гексаграмму сорок три, Выход. Она жадно набросилась на строчки к гексаграмме, последовательно улавливая в своем сознании их скрытый смысл, постигая их значение. Гексаграмма точно описывала создавшееся положение – еще одно чудо.

Все, что произошло, здесь представало перед ее взором схематично, в виде наброска:

«Это содействует вопрошающему предпринять что-либо. Это способствует пересечь великие водные пространства».

«Значит, надо ехать дальше и совершить нечто такое, что важно для меня, ни в коем случае не останавливаясь здесь. А теперь строчки, сопутствующие гексаграмме». Она читала их, шевеля губами:

«Черепаха-оракул ценою в десять связок монет. От его указаний невозможно отклониться.

Вечная стойкость – к счастью.

Царю надо проникнуть с жертвами к богам».

Теперь третья шестерка. Когда она прочла, у нее закружилась голова.

«Если приумножить это, то с необходимостью накличешь несчастья делу.

Но если, обладая правдой, пойдешь верным путем,

если заявишь князю и поступишь по его мановению,

то хулы не будет».

Князь здесь – конечно же, Абендсен. Тайное послание – это новенький экземпляр его книги. Несчастья – Оракулу известно обо всем, что с ней произошло, о тех ужасах, которые она пережила, общаясь с Джо, как бы его не звали по-настоящему. Она прочла и четвертую шестерку:

«Если, идя верным путем, заявишь об этом князю, то за тобой пойдут».

Она поняла, что должна туда отправиться, даже если Джо будет ее преследовать. С такой же жадностью она набросилась на последнюю переходящую черту, девятую строку.

«Ничто не преумножит это, а, пожалуй, разобьет это!

В воспоминании сердец не будь косным.

Иначе – несчастье».

Она подумала, что речь идет об убийце, о людях гестапо, о том, что Джо или кто-то такой же, как и он, все-таки доберется туда и убьет Абендсена.

Она быстро пробежала последнюю оставшуюся часть гексаграммы сорок три, Выход.

«Поднимешься до царского двора.

Правдиво возглашай!

А если и будет опасность, то говори от своего города.

Не благоприятно браться за оружие.

Благоприятно иметь, куда выступить».

Значит, нет смысла возвращаться в гостиницу и думать о судьбе Джо. Это бесполезно, потому что, если не он, так будут посланы другие. Снова оракул еще более настойчиво говорит, что нужно ехать в Шайенн и предупредить Абендсена, не обращая внимания на опасность, с этим связанную. «Я обязана открыть ему правду».