Игорь Берег - Небо под потолком

— Конечно. Мне с установкой надо немного позаниматься. Заодно и выведаю, что еще готовится.

Никита выглянул из ангара. Далеко-далеко вздымался гигантский флаг. Это был условный сигнал для них: камеры готовы, можно взлетать. Флажок в действительности был маленьким, подобным тем, что ставят на стол переговоров.

— Ну, поехали! — сказал Вахтанг и направился к своему самолету. Запустил двигатель, прогрел его, порулил на другой конец стола.

— Муха, — послышалось в наушниках. — А как мы будем одновременно взлетать? Не хочется, чтобы Паук узнал о рациях.

Никита рассмеялся. Ну вот, теперь и у Л.М. позывной есть. Достаточно объективный.

— Не беспокойся. Оса. Тут у меня ракетница в кабине. Следи, сейчас выстрелю. И вперед!

Он поднял толстый ствол вверх, нажал на курок. Зеленый огонек взмыл над летным полем из красного дерева.

Оторвались они практически одновременно. Может быть, со стороны это и выглядело красиво. Но Никите было не до красивостей. Он старался не столкнуться с разбегающимся навстречу самолетом Вахтанга. Когда расходились, от конца одной плоскости до конца другой было метра три.

Долго летать они не собирались. Парочка схождений, имитация атаки — и домой. Нечего баловать.

Выключив двигатель, Никита подставил под колеса колодки и пошел посмотреть, что там получилось у телевизионщиков. Вахтанг вернулся через установку Калашникова на другом конце стола. Но на дозаправку ему все равно придется рулить в ангар.

Все, кто был в трапезной, собрались у монитора. Л.М. нетерпеливо оглянулся через плечо.

— Ну, где ты там шляешься? Гляди, как здорово!

Да, операторы постарались. На экране колыхался огонек сигнальной ракеты. Самолеты были совсем как настоящие. Пробежав еще немного после встречи, они синхронно прыгнули в воздух. Разошлись и помчались лоб в лоб. Камера сделала наезд, и Никита увидел себя в кабине закусившим губу и исподлобья глядящим вперед, на приближающуюся машину Вахтанга. Видеть себя со стороны, да еще в такой ситуации, было странно и непривычно. Если добавить трассы снарядов, совсем получится художественный фильм. С трагическим концом.

— Что ты там за зенитки придумал? — спросил он у Л.М.

— Да так, ерунда, чтобы красивее смотрелось. На зрителя надо работать, тогда он деньги охотнее выкладывать станет.

— Эх, тебе бы в режиссеры пойти! — с чувством сказал Никита. — Зарываешь талант.

— Не судьба. А хотелось, конечно, что-нибудь этакое поставить. Со взрывами, стройными спортсменкамии реющими знаменами.

«Праздник на стадионе, посвященный юбилею макаронной фабрики!» — хотел съязвить Никита, но промолчал. Не то чтобы боялся разозлить самодеятельного постановщика спецэффектов, а надоел он хуже рыбьего жира. В сущности, «жалкая, ничтожная личность», и ничего больше.

Носорогу так понравились съемки, что он попытался уговорить пилотов слетать еще раз, теперь уже с работающими пушками, но те наотрез отказались. Пусть вечером смотрит, вместе со всеми!

Вернулись в ангар, подготовили машины к представлению. Калашников ничего нового не узнал. У Л.М. иссякла фантазия. И то хорошо. А потом Никита собрался к Алле.

Проститься с ней нужно было на случай, если произойдет что-то непредвиденное. И просто хотелось увидеться. Он даже стал забывать, как пахнут ее волосы.

Носорог, будто заботливый тренер и опекун, выделил им на свидание всего полчаса. Сказал:

— После намилуетесь. Сейчас силы тратить нельзя, в бою пригодятся.

Никита и не требовал большего. Ему действительно не хотелось отвлекаться от главного.

Алла вела себя спокойно, только смотрела на него грустными глазами, словно чувствовала вероятную разлуку. И ему вдруг расхотелось прощаться. Ничего не рассказал о предстоящем, только попросил сидеть у себя, никуда не выходить и быть готовой в любой момент к бегству. Поинтересовался, была ли возможность позвонить Шарипову. Да, разговаривала, но недолго, кое-что узнала. Никите показалось, что она хотела сказать что-то еще, но не стала. Он не настаивал. Позже будет время и для разговоров, и для любви.

В камеру он решил не возвращаться. Время до вечера можно было провести и в ангаре. Л.М. не спорил, был возбужден, часто нырял в шкафчик у стены, где хранились бутылки. Ну вылитый режиссер провинциального театра времен перестройки перед премьерой пьесы Михаила Шатрова, на которой обещались быть первые лица города. То ли похвалят за прогрессивность взглядов, то ли с работы снимут, чтобы не занимался очернительством.

Обедать вместе с ним не стали, не хотелось слушать коньячного бреда. Никита валялся на кушетке в комнате отдыха, а Вахтанг расположился на крыле «Мухобоя», постелив одеяло. Калашников в очередной раз проверял свою установку. Дремали и ждали вечера.

В половине шестого Никита поднялся, потягиваясь, вышел в ангар.

— Ну что, двинулись?

Вахтанг спрыгнул с крыла.

— А мы выходить должны?

— Задумано так. Сначала мы обыкновенные, нас представляют, потом становимся маленькими и начинаем убивать друг друга. Законы жанра.

Охранник уже ждал их.

— Хозяин велел идти к нему в кабинет.

Л.М. опять помогла его способность быстро трезветь. Он был свеж и собран, словно не наливался полдня коньяком. Или у него средство какое-нибудь было, чтобы мгновенно приходить в норму? Рассказывали, что японцы придумали пилюли из трав. Даже трубки гаишников ничего не показывают.

— Долго рассусоливать не будем. Задачу свою вы знаете. Как самолеты?

— Техника на уровне, — усмехнулся Вахтанг. — Лишь бы сама установка не подвела.

— Миниатюризатор в полном порядке, — заверил Калашников. — Будет работать сколько угодно долго.

— Особенно долго и не надо. Вы, ребята, тоже не растягивайте. Покажите настоящий, добротный воздушный бой. Полчаса, ну, минут сорок. Сумеете?

— Было бы сказано. — Никита разглядывал его в упор. Ведь на смерть людей посылает и так хладнокровен. Что за животное!

— Смотрите! — Л.М. достал из-под стола небольшой кейс, положил его на стол и раскрыл. Примерно наполовину он был заполнен пачками долларов. — Здесь сто тысяч. Тот, кто вернется, их получит. Воодушевляет?

— А как же, — с сарказмом сказал Никита. — Сейчас прямо здесь драться начнем.

— Все сказал? — помрачнел Л.М. — Очень хочу надеяться, что именно ты за деньгами придешь. И зла на тебя ни за что не держу. Так что постарайся.

Никита промолчал.

Лимузины начали съезжаться точно к шести. Но представление пока не начинали. Публика должна была как следует разогреться. В трапезной гремела музыка, на маленьких столиках стояли бутылки и тарелки. Большой стол Никита категорически запретил занимать. Маркером он разметил на нем взлетные полосы. Маркер не гвоздь, следы потом отмыть можно будет.