Алексей Калугин - Деграданс

– Готовность номер один!

Капитан Петунин прижал переговорник к уху. Вылезая из джипа, бросил Арутюняну:

– Весь перехват теперь гони прямо на меня.

И крикнул:

– Мартынчик?

– Снайперы на позиции.

– Бойцы?

– На местах.

– Готовность?

– Полная.

– Бойко?

– Заряды заложены.

– Людей в галерее не заденет?

– Разве что пару экспонатов сомнет.

– Черт с ними. Мумии застрахованы. Наша цель: террорист и его пособник. Я имею в виду журналиста. Есть вопросы? Если нет, приступаем. Действовать без промедления. Операция не должна попасть в эфир.

Петунин легонько похлопал по плечу бойца в сером камуфляже, раздумчиво устроившегося у входных дверей:

– Что это у тебя за чертежи, Архимед?

– Схема сигнализации, установленной в галерее.

– Что-то уж больно мудрено накручено…

– Да ну, только кажется. – Боец провел пальцем по пыльной плите. – Обычная сигнализация типа « Аларм-Про-31 ». Сенсоры на стеклах. Правда, чувствительные. Если стекло просто треснет, система сработает мгновенно. Мощные сирены, тут же сигнал на пульт охранного отделения. А вот на стеклянной входной двери, как видите, взрывчатка, – боец указал на прикрепленный с внутренней стороны брикет пластида.

– Обойти систему можно? Чтобы жителей квартала не беспокоить.

– Обойти все можно, – философски изрек боец. – Только сдается мне, товарищ капитан, что террорист намеренно выставил перед нами этот брикет. Хотел, наверное, показать, что у него этого добра выше крыши. А так ли это? Мы с «Марго», – боец нежно похлопал ладонью смирно стоящего рядом робота, больше похожего на поблескивающий мусоросборник, – осторожненько прозвонили систему сигнализации и тщательно сверили полученные нами данные с теми, которые предоставила нам фирма, устанавливавшая сигнализацию.

– И что получилось?

– Да похоже, что брикет на двери единственный.

– Не может быть, – недоверчиво прищурился Петунин.

– Так получается. По крайней мере, только в этом месте нами зафиксировано подключение к системе дополнительного устройства. Конечно, товарищ капитан, за дверью и в залах можно установить несколько бомб другого типа, так, чтобы они детонировали при взрыве первой, но вряд ли клиент будет так серьезно подходит к делу. Какой-то он неряшливый. Не похоже на хорошую работу. Готов поспорить с вами хоть на месячную зарплату, товарищ капитан, что бомба на двери единственная.

– Можешь ее обезвредить?

– Ту, что на дверном стекле?

– Ну да. Мы же только ее видим.

– Можно, конечно, – боец задумчиво почесал щеку: – Только надо ли?

– Это почему? Есть другое предложение?

– Камнем в стекло и вся недолга. Заодно все решетки вынесет.

Петунин озадаченно поджал губы:

– Так мы с тобой пару этажей разворотим.

– Это точно. А как иначе? Взрыв он есть взрыв.

– Ну ты философ, блин! Ничего тут не трогать. Бойко пойдет через верхний этаж.

– Все равно ведь там придется взрывать перекрытие.

– Он умеет. Заряды у него точечные.

– У меня получается красивее.

– Верю, Володя. Но сегодня не твой день.

– Как скажите, – обиженно шмыгнул носом боец.

И тут же подключился Арутюнян:

– Товарищ капитан, подполковник на проводе.

– Потом! Нет меня, Жора, нет меня. Я же сказал!

– Но это же подполковник!

«…акт творения…»

По экрану плыли бледные лица заложников.

«…вам повезло… Вы попали в лабораторию гения… В тайное тайных… Вам посчастливилось видеть весь процесс создания первого поистине концептуального полотна, вы первые непосредственные зрители и участники его создания…»

В кадре Шивцов.

«…кто станет твоим героем?»

«Мне все равно… Как судьба ляжет…»

Шивцов в благостном расположении духа.

Почти полчаса, как свирепая головная боль отпустила его, ушла, исчезла, канула в вечность, он купается в томительном блаженстве безболия. Мир свеж, ясен. Даже мумии кажутся просто загадочными. Морщинки у висков разгладились, Шивцов смотрит на Калинина с некоторым недоумением, но уже с интересом.

«Как судьба ляжет… – повторил он. – Какая разница? Кто-то должен ответить… Кто-то обязательно ответит за все… Пусть эти… Мне все равно…»

Шивцов наклонил голову.

Капитан Петунин мог поклясться в том, что Шивцов просто повторяет чьи-то слова… Чьи? Калинина?… Или в галерее находился еще какой-то суфлер?

«Как судьба ляжет… Живые люди… Годится любой… Кто-то должен ответить… Кто-то обязательно ответит за все… Да наплевать мне, кто станет первым… – Шивцов опять наклонил голову, будто прислушивался к собственным словам. – И второй… И третий… Зачем мне помнить, если все это просто материал? – С видимым усилием, спотыкаясь на непослушных слогах, Шивцов вдруг процитировал: – Когда намалюют картину… Ну это… Как там?… Последнего утра земли… »

Десятки изумленных глаз уставились на Шивцова.

Террорист, цитирующий стихи? Калинин в кадре счастливо расправил грудь.

Имел право. Это же он – единственный режиссер и комментатор необыкновенного действа.

« И критик последний погибнет, и краски поблекнут в пыли… »

Калинин шевелил губами, как бы подсказывая строки. Заложники смотрели на него с еще большим страхом, чем на Шивцова. Стихи их добили. У них мозги окончательно поплыли от страха и непонимания.

« И тот, кто трудился, тот будет… на стуле воссев золотом… холсты многомильные мазать… Ну это… Летящей кометы хвостом… »

Шивцов ухмыльнулся:

«Но ждать я больше не буду».

«…кого ты выбрал для первого божественного мазка?»

Калинин по-настоящему волновался. Он кипел. Он был в седле. Он видел в происходящем что-то свое , глубоко свое – высокое, надмирное, возвышающее душу, быть может. Он твердо знал, он был уверен, что сейчас одна какая-то никчемная жизнь закончится, сломается, но зато, какая молния пересечет небосвод искусства! Он не жалел о ничтожной кончившейся жизни. Он знал : смерть одного порождает жизнь другого. начинается какая-то совсем другая. Совсем другая! Полная восхитительной неизвестности, может, слез, гонений, но совсем другая . Не только для него, для Шивцова, или для заложников. Для всей страны , для всего мира !

«…ты будешь выбирать сам? Или предоставишь право выбора самому материалу ? Неужели живой материал сам выберет счастливчика? Как это будет происходить? Голосование? Жеребьевка?»

И обернулся к заложникам:

«…что бы вы предпочли?»

Заложники обреченно молчали.

Худенькая блондинка беззвучно плакала.

Плотный молодой мужчина в оранжевой майке старательно протирал стекла очков не очень чистым носовым платком. Он почти умер. Он отключился. Он ничего не видел и не слышал. Как многие под наклонившимися мрачными мумиями. Только перемазанный кровавым раствором охранник, обнимая Ксюшу, шипел: «…что мы выберем?… Посмотрим… Ты догуляешься, козел, заканчивать тобой будем…» Пожилые служительницы, как две вдруг очень постаревшие подружки, сели прямо на пол. Какая-то девчонка в отчаянии легла грудью на мокрый бортик, прижималась горящей щекой к прохладному мрамору. Рядом разувался, стаскивал с ног кроссовки плечистый небритый парень, видно, не понимал, что делает.