Мир Приключений 1959. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

— Чур на одного! — сказала Маруся, нагибаясь.

Занятые звездой, ребята не обратили внимания на восклицание девочки. Маруся подошла к лампе и стала разглядывать находку. Четырехгранные, с углублением посредине, металлические палочки были связаны вместе. На одном конце они имели букву. Некоторые буквы она сразу узнала: Д, О, И. Другие были почему-то перевернуты задом наперед.

— Ты где взяла? — неожиданно грозно спросил Кузя, выхватив у нее из рук находку.

— Я нашла… — робко ответила Маруся.

— Где нашла? — А вот здесь.

Девочка показала рукой на пол и такими ясными глазами посмотрела на мальчика, что сомневаться не приходилось. Положение создалось затруднительное: надо было как-то объяснить, предупредить, иначе она могла проболтаться и наделать бед.

— Это мое. Марусенька, ты никому не сказывай, — таинственно прошептал Кузя. — Слышишь, Маруська? Если узнают, все пропадем. Посадят в «чижовку».

— Я не скажу… Кузя, а на что тебе? — таким же шепотом спросила она.

Мальчик оглянулся. Карасев и Сеня вставляли огарок свечи в звезду и не обращали на них внимания.

— Гляди!

Он взял руку девочки и приложил связку буквами к ладони, сильно нажал. На коже отпечатались слова.

— Видала! — прошептал он. — Такими буквами книжки печатают. Только ты никому не сказывай.

Маруся недоверчиво слушала и с удивлением смотрела на ладонь. Буквы вдавились на коже и сначала были синеватыми с белыми каемками, затем начали краснеть, расплываться и, наконец, стали еще заметнее.

— А где ты взял? — поинтересовалась она.

— Я тоже нашел, — соврал он и, погрозив пальцем, спрятал связку в карман. — Только ты никому… Побожись!

— Нет, ей-богу, никому, — охотно сказала девочка и перекрестилась на Кузю.

Звезда была готова; время шло, ожидание томило, и ребята устроились кучкой в темном углу около печки, разговорились.

— А сегодня в полиции Кандыба дежурит, — сообщил Кузя, знавший все новости поселка.

— Он «братоубивец», — заметила Маруся. — Дядя Степа сказывал, его надо в шурф спустить вниз головой.

— Не твоя забота. Придет время, и спустят, — остановил ее Сеня. — Ты лучше помалкивай.

— А он один там? — спросил Карасев.

— Один.

— Вот бы ему теперь стекла вышибить! На улице-то мороз! — предложил Карасев.

— Давайте! — живо согласился Кузя. — Возьмем полены да ка-ак звизданем, одним разом!

— Нет… Стекла не надо. Ни к чему, — возразил Сеня. — Вот если спалить. Фараоны пьяные, никто не увидит…

Глаза ребят загорелись злым огоньком. Воображение легко представило картину возможного пожара.

Бьет в набат церковный колокол, и тревожные удары гулко разносятся над поселками. Огонь разгорается все ярче и ярче, искры летят к небу, и никто не хочет тушить ненавистную «чижовку».

Неукротимую злобу затаили сироты против полиции после восстания. Там служили, по их мнению, виновники всех бед, горя и страданий. А главное, пристав или, как они его называли между собой, «живодер». Часто мечтали ребята о мести за отцов, строили всевозможные планы, но Вася Зотов всегда останавливал и, что называется, охлаждал их пыл. Ослушаться его они не смели.

И только Кандыба дважды почувствовал на себе силу их ненависти. Один раз они подобрались к его дому и по команде выбили все стекла. В другой раз достали каустика и, когда Устинья, жена Кандыбы, развесила на дворе после стирки белье, они ночью перемазали его ядовитой солью. Кандыба, конечно, догадывался, кто это сделал, но молчал. Во-первых, «не пойман — не вор», а во-вторых, боялся, что может быть и хуже: пустят «красного петуха».

— Мальчики, мамка сказывала, вчера в кузнице драка была. Мастера побили…

— Ну и пускай… — неопределенно промолвил Сеня. Он еще не расстался с мыслью поджечь полицию, хотя и был уверен, что Васька не позволит.

Наконец распахнулась дверь и вошел Вася Зотов. Он был самый старший. Отцовский полушубок, большие валенки и мохнатая шапка велики, но в них легко угадывалось стройное, сильное тело юноши.

— Все собрались?

— Все… А чего ты так долго?

— Дело было… Ну-ка, покажи звезду. — Вася взял звезду, проверил, крепко ли она держится на палке. — Хорошо! Инженера Камышина встретил. Велел приходить к нему славить, — сообщил он.

— Он добрый, — сказала Маруся.

— Ну да, добрый, — усмехнулся Сеня. — Он трус! «Медведь» говорил, что он не наш.

— Не болтай, если не знаешь. Он тоже революционер. Только он в другой партии состоит. С рабочими он не хочет, — уверенно сказал Вася, хотя сам имел довольно смутное представление о партиях.

— Потому что сам не рабочий, — подтвердил Карасев.

— Не потому. Разные партии есть… Которые за царя, которые за фабрикантов и за помещиков, а которые за рабочих, — также уверенно пояснил юноша.

— Вася, бери просфорку. Это тебе, — сказал Кузя и протянул просфорку.

— Украл?

— Я с разрешения. Нет, верно! Просвирня сама велела взять.

Вася сунул просфорку в карман, взял звезду и оглядел свою команду.

— Марусь, а ты ведь замерзнешь…

Девочка сразу заморгала глазами и замотала головой.

— Нет… Я теплая. Я пойду с вами.

— Пускай идет, а замерзнет, домой прогоним, — заступился Сеня.

— Ну ладно. Только потом не реветь. Пошли!

Потушив лампу, славельщики гурьбой вышли из дома и направились к рабочим баракам.

В полицейском участке тепло и тихо. В печке изредка потрескивали еловые дрова, в шкафчике шуршали тараканы, в кабинете начальника тикали часы. Кандыба сидел за столом и, положив голову на ладонь согнутой руки, тупо глядел на огонек лампы.

«Кто же тут еще ненадежный?» — думал он. Рабочих много, и все они казались ему ненадежными. Все смотрят волками, все отворачиваются при встрече или просто не замечают.

Перебирая в памяти наиболее известных, он вспомнил о Денисове, по прозвищу Медведь.

«Вот этот, пожалуй, самый ненадежный… — решил Кандыба. — Вот на кого надо указать приставу!»

Брат Денисова после восстания был сослан на каторгу, а он каким-то чудом уце­лел.

— Погоди, Медведь… Ты еще меня попомнишь… — сказал околоточный вслух и погрозил кулаком в сторону двери.

Были у Кандыбы с Денисовым кое-какие счеты с давних времен, и вот, кажется, пришло время рассчитаться.

От этой мысли на душе стало веселее. Кандыба достал из-за деревянного сундука «мерзавчик» и поставил его на стол. Из кармана висящей шинели вынул две рюмки в виде бочоночков и кусок пирога, завернутого в цветистый платок. Ударом о ладонь раскупорил бутылку, налил в обе рюмки и развернул платок.

— С праздником! — сказал он вслух.

Взяв в каждую руку по рюмке, он чокнулся ими сначала о бутылку, затем рюмку о рюмку и, не переводя дыхания, выпил одну за другой. Крякнул и начал закусывать пирогом.