Юрий Максимов - Зиккурат

Подозреваю, что эти общие схемы и формулировки имеют к настоящему христианству такое же отношение, как карта морского побережья – к самому морю. Немудрено остаться равнодушным, глядя на карту. На карте море – просто пятно, закрашенное синим. Зрелище, скажем прямо, мало впечатляющее. А вот если созерцать море, стоя на берегу… А если еще искупаться… Эх!

Но совсем погрузиться в духовную жизнь, как она описана, – это мне пока рановато. Однако ощутить, что такая жизнь действительно есть, все-таки удалось. Благодаря «Патерику». Эта книга стала для меня окном в тот особый мир, где слова и схемы христианства обретают плоть и кровь, становятся жизнью…

С потолка, из динамиков загудели органные переливы. Токката. Творение покойного Мусы по-прежнему приглашает на обед. Надо, как обычно, выждать. Пять минут. Ровно. Тези Ябубу и Сунь смирились с тем, что Вася взял на себя роль жреца и теперь перед каждым завтраком, обедом и ужином торжественно бубнит «Отче наш» на славянском. А меня бесит от этой показухи. Раз уж на то пошло, почему я не могу сам прочитать «Vaterunser» про себя и на родном языке?

Больше пяти минут лучше не задерживаться. Иначе роботы притащат пищевой контейнер ко мне в каюту, а это уже последнее дело. Параноидальный сепаратизм. Муса с этого начал – и вот, теперь везем его домой в холодильной камере. Точнее, его тело. А сам Муса сейчас где-нибудь в потустороннем мире, жарится небось на сковородке, атеист несчастный. Кажется, так мне теперь полагается думать, да? Ох уж этот фанатизм…

Ладно, пора выходить. Как устал я от всего. Тошнотворно-серые стены, знакомые до боли, до смертной скуки повороты, трижды постылый интерьер… Кажется, я мог бы с закрытыми глазами обойти вдоль и поперек всю жилчасть, отведенную нам среди этой несущейся в межзвездной пустоте железяки.

Но отбиваться от коллектива нельзя, как бы ни обрыдли эти «родные лица». Вон, даже Сунь на обеды ходит, хотя и стал в последнее время жутко нелюдимым. Словно подменили его после Агана. Впрочем, то же можно и про всех сказать. И про меня. Да, это было действительно событие. То, что делит жизнь на «до» и «после». Выбило из колеи капитально. Так, что на старые рельсы уже не вернуться, а новых еще не нашел. Может, оттого у меня и депрессия? Точнее, уныние, так теперь нужно говорить?

Ладно, вот уже кают-компания. Толкаю люк. На стенах застыла еще с Агана старая вариация декоратора – кресты и полустертые очертания икон. Четыре фигуры за круглым столом – «родные лица» плюс сангнхитский детеныш. В кресле Мусы. Нашли, куда посадить!

Натягиваю улыбку, выдавливаю:

– Приветец!

Сунь улыбнулся и молча кивнул. Вася смерил учительским взглядом с толикой укоризны:

– Здравствуй, Зеберг!

– Привет. – Сосредоточенный Тези Ябубу даже не глянул на меня.

Сидят все вместе, но каждый погружен в себя. Мысленно каждый в своем мире.

Обойдя стол, я, как обычно, сел рядом с Сунем – он раздражает меньше всех. Один из пары механических болванов, дежуривших у двери, тут же, цокая, подошел и плюхнул передо мной пластиковую ванночку и квадратный пакет сока. Отогнув горячую фольгу, я уставился на темно-зеленую массу.

– Эй. А где мясо, которое я заказывал?

– Сегодня начался Рождественский пост, – сообщил Вася, он сидел как раз напротив меня. – Поэтому мы перешли на овощное меню.

– Это ты сам решил?

– Решение было принято единогласно на общем собрании команды и утверждено исполняющим обязанности капитана.

– Что-то я не помню никакого собрания.

– Ты не пришел. Обсуждение состоялось пять минут назад.

– Слушай, Вася, ты эти штучки брось! Собрания не устраиваются за пять минут до обеда. Ты знал, что я всегда прихожу позже, и намеренно проигнорировал меня. А Суня ты спрашивал? И он тебе ответил?

– Он не возражал.

– В самом деле? Сунь, старина, ты не возражаешь, если мы все будем есть мясо? Слышите – он не возражает! А не возражаешь, если мы обяжем Васю есть мясо круглые сутки? Опять не возражает! Итак, уже половина команды за мясо, Тези Ябубу, ты как?

– Клаус, прошу тебя, успокойся. Это моя вина, я должен был согласовать с тобой…

– Нет, это не твоя вина. Это вина кое-кого другого, кто в последнее время повадился все за всех решать. Хотя в отличие от тебя, он даже не исполняющий обязанности капитана.

– Зеберг, дело не во мне и не в том, что я хочу. Я тоже терпеть не могу овощей. Но мы вошли в определенную систему координат, если угодно. Все, кто здесь. И ты тоже. Нельзя только получать, надо и самому кое-что делать. Любишь кататься – люби и саночки возить. Раз мы вошли, то должны соблюдать все, что предписано правилами. Даже если пока что их не понимаем. Иначе то, что произошло на Агане, может повториться снова…

– Не надо меня шантажировать, Софронов! То, что случилось на Агане, не дает тебе права решать, что мне есть, а что нет. Ты слишком много на себя берешь. Возомнил себя пророком, патриархом, пастырем судеб… Навязываешь всем свои молитвы, книги, теперь пост… Позволь я кое-что напомню. Это не ты нас спас. Не ты нас вытащил оттуда. Ты послужил лишь орудием. И тебя самого вытащили вместе с нами.

– Зеберг, это просто пост. Ничего страшного в нем нет. Почему бы не поменять рацион, отказавшись на полтора месяца от пищи животного происхождения?

Я взревел:

– У нас нет пищи животного происхождения! Ты что, совсем зачитался? Здесь нет мяса, нет молока, нет яиц, а есть стандартная химическая биомасса, которую автоповар преобразует, используя красители, ароматизаторы и вкусовые добавки! Эти «овощи» сделаны из того же самого, что и «мясо»!

Он развел руками:

– Ну так тем более почему бы тогда не поесть овощей? К чему столько шума из-за конфигурации ароматизаторов?

Я вскочил и откинул пищевой контейнер, расплескав зеленую жижу по столу.

– Вася, ты никого не слышишь, кроме себя. Я буду есть только то, что я заказал из стандартного меню, и отныне – только у себя в каюте. Aufwiedersehen .

В сад пришел Энмеркар. Сначала Магану обрадовался другу. Показал «гнездышко» в зарослях, похвастался:

– Теперь я буду жить здесь.

– Почему?

– Тут растения живые. И воздух другой, с запахами. Ну, понюхай. Чуешь? А там все мертвое. И маленькое. И выйти нельзя никуда, только когда отопрут тюремщики.

– Да там все просто открывается. Давай я тебя научу!

– Не хочу. Все равно туда не вернусь. Буду здесь жить. И ты тоже оставайся. Тут интереснее.

– Да ну… – Энмеркар выпятил нижнюю губу, оглядываясь. – Земля какая-то повсюду, листья, грязь.

С потолка зазвучала музыка.

– Пора есть. Пойдем со мной!

– В их трапезную? Нетушки. Ни за что. Не буду есть с тюремщиками за одним столом!

– А где же ты возьмешь еду?

– Нигде! – Вообще-то Магану рассчитывал, что Энмеркар с ним будет делиться, и не на шутку обиделся, заметив, что другу даже не пришло это в голову.