Рэй Брэдбери - Человек в картинках (The Illustrated Man), 1951

– Взять восемь тысяч, и все, – произнес Смит. – И дело с концом… – Он замер. – Минуточку! Он судорожно перелистывал страницы.

– Это еще что такое? – воскликнул он. – Десяти тысяч не хватает! – Он так и подскочил. – Осталось только пять тысяч! Что она сотворила? Что Нетти с ними сотворила? Опять тряпки, шляпки, духи! Или нет – я знаю! Она купила тот домик над Гудзоном, о котором в минувшем месяце прожужжала мне все уши, и хоть бы словом обмолвилась! Смит ринулся в спальню, пылая праведным гневом. Да что она себе думала, когда швырялась так их деньгами? Он склонился над кроватью.

– Нетти! – рявкнул он. – Нетти, проснись! Она не шелохнулась.

– Что ты сотворила с моими деньгами? – взвыл он. Она беспокойно пошевелилась. Свет из окна румянил ее прекрасные щеки. Что-то было в ней такое… Его сердце яростно заколотилось. В горле пересохло. Он затрепетал. Ноги его подкосились. Он рухнул на колени.

– Нетти, Нетти! – возопил он. – Что ты сделала с моими деньгами?! А потом пришла жуткая мысль. Потом ужас и одиночество поглотили его. Потом – боль и разочарование. Ибо, сам того не желая, он нагибался все ниже и ниже, пока его горячее ухо не прижалось крепко и плотно к ее округлой розовой груди.

– Нетти! Тик-тик-тик-тик-тик-тик-тик-тик-тик-тик .

Пока Смит уходил по ночной улице, Брэйлинг и Брэйлинг-два закрыли за собой входную дверь.

– Я рад, что он тоже будет счастлив, – заметил Брэйлинг.

– Да, – рассеянно отозвался Брэйлинг-два.

– Тебя ящик дожидается, Б-два. – Брэйлинг вел второго за локоть вниз по лестнице в погреб.

– Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить, – сказал Брэйлинг-два, когда они ступили на цементный пол. – Этот погреб. Он мне не нравится. Мне не нравится в ящике.

– Я постараюсь придумать что-нибудь поудобнее.

– Марионетки должны двигаться, а не лежать. Как бы тебе понравилось почти все время проводить в ящике?

– Ну…

– Никак бы не понравилось. Я функционирую. Меня невозможно отключить. Я тоже живой, и у меня есть чувства.

– Осталось всего несколько дней. Я уеду в Рио, и тебе не придется жить в ящике. Ты сможешь жить наверху. Брэйлинг-два раздраженно махнул рукой.

– А когда ты хорошенько отдохнешь и вернешься, я снова отправлюсь в ящик.

– Продавцы марионеток не предупредили меня, что мне попался образец с норовом, – заметил Брэйлинг.

– Они о нас многого не знают, – сообщил Брэйлинг-два. – Ведь мы – новинка. И мы чувствительны. Мне даже думать противно, что ты уедешь, и будешь смеяться, и полеживать на солнышке в Рио, а мы тут торчи в этой холодине.

– Но я мечтал об этой поездке всю жизнь, – тихо вымолвил Брэйлинг. Он прикрыл глаза и увидел море, и горы, и желтый песок. Воображаемый шум волн отлично успокаивал его. Солнце замечательно грело его обнаженные плечи. Вино было восхитительным.

– Я никогда не попаду в Рио, – возразил второй. – Об этом ты подумал?

– Нет, я…

– И вот еще что. Твоя жена…

– А что – моя жена? – переспросил Брэйлинг, начиная бочком пробираться к двери.

– Я к ней весьма привязался.

– Я рад, что тебе нравится твоя работа, – Брэйлинг нервно облизнул губы.

– Боюсь, ты все же не понимаешь. Я… я полагаю, что я люблю ее. Брэйлинг сделал еще шаг и замер.

– Ты – что ?!

– Я все думал и думал, – продолжал Брэйлинг-два, – как хорошо в Рио, а мне туда ни за что не попасть. И еще я подумал, что мы с твоей женой… мы могли бы быть вполне счастливы.

– К-как м-мило… – Самой небрежной походкой, на какую он только был способен, Брэйлинг направился к двери погреба. – Ты не подождешь меня минуточку? Мне нужно позвонить.

– Куда? – нахмурился Брэйлинг-два.

– Неважно.

– В корпорацию "Марионетки"? Чтобы они приехали и забрали меня?

– Нет, нет – у меня такого и в мыслях не было! – Брэйлинг попытался рвануться к двери. Железные пальцы сомкнулись на его запястьях.

– Руки прочь!

– Нет.

– Это тебя моя жена подучила?

– Нет.

– Она догадалась? Она говорила с тобой? Она знает? Это ее рук дело? – Он пронзительно закричал. Чужая ладонь зажала его рот.

– Ты так и не узнаешь, верно? – вежливо улыбнулся Брэйлинг-два. – Так и не узнаешь.

– Она наверняка догадалась, она наверняка тебя подучила! – брыкался Брэйлинг.

– Я собираюсь поместить тебя в ящик, – сообщил Брэйлинг-два, – закрыть его и ключ потерять. А потом я куплю еще один билет до Рио, для твоей жены.

– Нет, нет, погоди. Постой же. Не сходи с ума. Давай все обсудим!

– Прощай, Брэйлинг. Брэйлинг окаменел.

– Что значит – прощай?

Десять минут спустя миссис Брэйлинг проснулась. Она приложила руку к щеке – только что кто-то ее поцеловал. Она вздрогнула и подняла глаза.

– Но… но ты никогда этого не делал, – пробормотала она.

– А мы посмотрим, как это можно исправить, – пообещал некто.

Город ждад двадцать тысяч лет.

Планета двигалась по своему космическому пути, полевые цветы распускались и облетали, а город ждал. Реки планеты выходили из берегов, мелели и пересыхали, а город ждал. Ветры, некогда молодые и буйные, захирели, остепенились; облака в небесах, исстрадавшиеся, разодранные в клочья, истерзанные, обрели покой и плыли в праздной белизне. А город ждал.

Город ждал, всеми своими окнами и чёрными обсидиановыми стенами, и небоскрёбами, и башнями без флагов, и нехоженными, незамусоренными улицами, и незахватанными дверными ручками. Город ждал, а тем временем планета описывала в космосе дугу, следуя своей орбите вокруг сине-белого солнца. И времена года сменяли друг друга, и сменяли друг друга мороз и палящий зной, а потом опять наступали холода и опять зеленели поля и желтели летние лужайки.

Это произошло в летний полдень, в середине двадцатитысячного года – город дождался.

В небе появилась ракета.

Ракета полетела высоко-высоко, развернулась, подлетела ближе и приземлилась на глинистом пустыре в пятидесяти ярдах от обсидиановой стены.

Послышались шаги ног, обутых в ботинки, ступающих по худосочной траве, и голоса людей из ракеты, обращённые к людям снаружи.

– Готовы?

– Всё в порядке, ребята. Будьте начеку! Идём в город. Енсен, вы и Хачисон пойдёте в переди, в охранении. Смотрите в оба.

Город отворил потайные ноздри в своих чёрных стенах и прочную вентиляционную шахту, запрятанную глубоко в теле города. Мощные потоки воздуха хлынули вниз по трубам, сквозь густые фильтры, задерживающие пыль, к тончайшим нежным спиралькам и паутинкам, излучающим серебристое свечение. Снова и снова нагнетается и всасывается воздух, снова и снова вместе с тёплым ветром город вдыхает запахи с пустыря.

"Пахнет огнём, упавшим метеоритом, раскалённым металлом. Из другого мира прибыл космический корабль. Пахнет медью, жжёной пылью, серой и ракетной гарью".