Вадим Панов - Царь горы

Между европейскими и южноамериканскими Бруджа накопилось слишком много противоречий, чтобы обойтись без крови. В остальных случаях — да, можно уговаривать и искать компромисс.

— Ты забыл о Пабло Робене, — негромко напомнила Клаудия.

— Густав тоже упомянул изгоя, — проворчал барон.

— И что?

— Ничего, — пожал плечами Александр. — Будем действовать так, будто его нет. Встретимся с кардиналами и создадим коалицию. Обретем силу, и Пабло станет не страшен, он не рискнет связываться с вождем семьи.

— Ты не сомневаешься в кардиналах?

— Не сомневаюсь. Им понравилась… идея.

Он не мог сказать «моя», это было бы неправдой. Он не мог сказать «Сантьяги», это было бы слишком. Поэтому он сказал просто: идея. Идея союза, главной целью которого будет сохранение у власти существующей элиты.

Гарантия наследования власти — вот основной довод, на который упирал Александр во время переговоров. Каждый кардинал мечтал об этом, каждый делал все, чтобы основать династию, но ситуация в Саббат изменчива: внутренние распри, «походы очищения», распады кланов, они не позволяли порядку установиться. Лидеры становились мишенью и для гарок и для честолюбивых подданных, наверх карабкались сильные и злые, которые охотно истребляли и самих кардиналов и их «законных» наследников. А если не получалось истребить — собирали сподвижников и основывали свои кланы. Там, где правит свобода, стабильности нет. Идея четкой системы взаимопомощи понравилась наиболее разумным лидерам: почувствовал, что трон зашатался, подай сигнал, и заговорщиков вырежут присланные из-за моря каратели. Откололась очередная стая? Не беда, отступников будут искать по всему миру и обязательно найдут. Бруджа обещал порядок, и к нему прислушались.

— Когда пройдет встреча с кардиналами?

— В четверг.

— Хорошо. — Клаудия поднялась на ноги, — через два часа я расскажу тебе будущее.

— Спасибо, дочь.

Он так и не сказал дочери самого главного.

Притворное удивление Густава показало барону, что Луминар и сам вынашивал аналогичные планы: договориться с Тайным Городом, чтобы устранить конкурентов. Признание Александра стало для лондонца сигналом: время пришло. Если уж один из идеологов Раскола не боится идти к навам, то для гораздо более молодого масана в этом нет ничего зазорного. Подданные поймут.

А если и Луминар придет к Сантьяге, кого выберет нав? Молодого и прагматичного владельца Драконьих Игл, не самого сильного Амулета Крови, или старого врага, обладающего могущественнейшим Алым Безумием?

Ответ на этот вопрос значил очень много, ибо и Бруджа, и Луминар, и Сантьяга понимали: в Саббат должен остаться только один истинный кардинал.

Клаудия пообещала отцу заглянуть в будущее, но у нее не было ни желания ни, самое главное, сил для совершения ритуала.

Зато она чувствовала приближение жажды. Дикой, беспощадной, рвущей на куски тело. А самое главное — неожиданной. Как получилось, что силы ушли столь быстро? Девушка прищурилась, припоминая, когда в последний раз высушивала жертву, но не смогла сосредоточиться. Мысли путались, отступали под натиском одной-единственной: «Мне срочно нужна пища!»

Цитадель, штаб-квартира Великого Дома Навь

Москва, Ленинградский проспект

15 декабря, среда, 12.15

Центром Великой Нави, ее сердцем, средоточием всех тайн и секретов, была Цитадель — комплекс зданий, расположенных на Ленинградском проспекте. В последний раз темные перестраивали свою штаб-квартиру при Сталине, и массивное сооружение было образцом монументальных творений того времени.

— Иногда я задумываюсь над тем, чтобы устроить в этих краях эпоху вечной осени.

— Вам нравятся желтые листья? — вежливо осведомился комиссар.

— Мне нравится, когда ты носишь темную одежду.

Сантьяга с преувеличенным вниманием, словно впервые видел, оглядел свой пиджак и вновь перевел взгляд на сидящего в простом деревянном кресле князя. Точнее, на его фигуру, закутанную в черный, сливающийся с окружающей тьмой плащ.

— Вы считаете, что этот серый темноват? Придется поговорить с портным…

— Этот серый слишком светел, — ворчливо заметил повелитель Нави. — Но он лучше белого, в котором ты разгуливаешь летом и весной.

— Затраты на коррекцию погоды могут оказаться весьма значительными, — поклонился Сантьяга. — Но раз вы настаиваете, я немедленно прикажу «лас-вегасам» рассчитать…

— Если я решу изменить климат, мне не потребуются услуги твоих аналитиков.

— В таком случае позвольте узнать, для чего вы меня вызвали?

— Ты вроде сам настаивал на аудиенции, — буркнул князь. — Оторвал меня от размышлений…

— Но я планировал говорить о делах, а не об одежде.

Под низко надвинутым капюшоном, скрывающим лицо повелителя, хрюкнуло.

— Говори о делах.

— Хочу сообщить, что события развиваются даже быстрее, чем мы предполагали. Барон Бруджа встречался сегодня с Густавом Луминар.

— А ты рассчитывал, что переговоры пройдут в середине января, — припомнил князь.

— Барон Бруджа заторопился. Я ожидал, что прежде, чем выходить на Густава, барон переговорит со всеми кардиналами Саббат, но этого не произошло. Бруджа имел длительные встречи с пятью из них, еще от двоих получил отказ и больше попыток не предпринимал.

— Хочет говорить с остальными с позиции силы?

— Вероятно — да.

— Ему виднее, — подумав, произнес князь.

— К тому же чем больше лидеров получит хотя бы общее представление о планах барона, тем выше вероятность, что среди рядовых масанов поползут ненужные слухи. Так что поведение Александра меня устраивает.

— И изменение сроков не смущает?

— Ни в коей мере. Вышло так, что я как раз сегодня закончил последние приготовления.

— Дописал диспозицию?

— Переговорил с последними исполнителями.

Сантьяга не стал реагировать на неуклюжую попытку поддеть его: лидер Нави прекрасно знал, что сначала комиссар разрабатывает планы, а затем подбирает исполнителей. Сначала цель, затем средства, и никак иначе.

— Не слишком ли радикально ты собираешься действовать? Все-таки большая часть масанов являются нашими подданными, им может не понравиться очередная бойня.

— Именно поэтому я дистанцируюсь от происходящего, — улыбнулся Сантьяга. — Темный Двор не вмешивается во внутренние дела семьи Масан.

— Это тоже подозрительно.

Деятельный характер комиссара был широко известен, а потому подчеркнутая пассивность могла показаться наблюдателям странной.

— Молчать я собираюсь только на первом, самом кровавом этапе, — объяснил Сантьяга. — А когда основные бои останутся позади, выйду на сцену и примирю оставшихся в живых.