Марк Твен - Марк Твен. Афоризмы и шутки

Всегда слушайтесь родителей, пока живете с ними бок о бок. Обычно родители думают, что разбираются в жизни лучше нас, и вы добьетесь большего, поддерживая это заблуждение, нежели действуя по собственному разумению.

Если вам понадобится подвергнуть молодого человека тяжелому и мучительному наказанию, возьмите с него слово, что он в течение года будет вести дневник.

Мы осыпаем детей подарками, но самый ценный для них подарок – радость общения, дружбу – мы дарим нехотя и растрачиваем себя на тех, кому мы совершенно безразличны. Однако в конце концов мы получаем по заслугам. Приходит время, когда нам больше всего на свете нужно общество детей, их внимание, и нам достаются те жалкие крохи, которые прежде приходились на их долю.

Наделите человека достаточно хорошей памятью, и лоцманское дело разовьет ее до совершенно колоссальных размеров. Но... только в той области, в которой она ежедневно тренируется . Придет время, когда человек невольно будет замечать приметы и промеры, а его память удерживать все замеченное, как в тисках. Но спросите этого самого человека днем, что он ел за завтраком, и – десять шансов против одного, что он не сможет вам ответить.

Идеальная память – великое несчастье. Для нее все события имеют одинаковую ценность. Человек, обладающий такой памятью, не может отличить интересного факта от неинтересного. Повествуя о чем-нибудь, он обязательно загромождает свой рассказ скучными подробностями и невыносимо всем надоедает.

Когда я был помоложе, я помнил все – и то, что было, и то, чего не было. Теперь я старею и скоро стану вспоминать лишь последнее.

За свою жизнь я совершил несколько миллионов грехов. Во многих из них я, возможно, раскаялся, но сейчас уже не помню; в других я собирался раскаяться, но как-то не собрался; и все их я позабыл, за исключением самых последних и двух-трех давнишних.

За свою жизнь я совершил одиннадцать хороших поступков. Я помню их все, и четыре из них – с удивительной ясностью. И стоит мне вспомнить любой из этих четырех, как я принимаюсь раскаиваться – что случается не реже пятидесяти двух раз в год. И раскаиваюсь я в них все с той же жгучей горестью, как и в первый раз. Если я просыпаюсь ночью, они уже тут как тут и составляют мне компанию до утра. Ни в одном из своих грехов я не раскаивался с таким неизменным пылом и искренностью, как в этих четырех прекрасных и благородных поступках.

Если вам не нравится погода в Новой Англии, подождите несколько минут.

Климат в Сан-Франциско мягок и чрезвычайно ровен. Если вы собираетесь в гости, в церковь или в театр, вам незачем смотреть на небо – вы просто смотрите в календарь.

Форт Юма, по всей видимости, самое жаркое место на земле. Обитатели форта настолько привыкают к нестерпимой жаре, что уже всякий другой климат переносят с трудом. Некий многогрешный солдат из здешнего гарнизона после своей смерти, как и следовало ожидать, попал прямешенько в пекло, в самую его жаркую точку; он немедленно протелеграфировал оттуда, чтобы ему выслали парочку одеял!

* * *

Не может страна с неизменным климатом быть особенно красивой. Тропики не красивы, несмотря на романтический колорит, которым их окружают. Их однообразие скоро приедается. Но страна, в которой существуют четыре резко разграниченных времени года, всегда прекрасна и никогда не прискучит. Истинный любитель природы приветствует каждое время года как самое прекрасное.

* * *

Во Франции нет зимы, нет лета и нет нравственности. За вычетом этих недостатков – прекрасная страна.

* * *

Была зима. Мы были как Киплинговы «толпы туристов, которые разъезжают по Индии в холодную погоду и всех учат, что надо делать». Здесь часто употребляют это выражение – «холодная погода» и думают, здесь такое есть на самом деле. Это потому, что люди провели здесь половину жизни и их восприятие притупилось. Вероятно, в Индии «холодная погода» – просто условное выражение: ведь нужно же как-нибудь отличать жару, расплавляющую бронзовые ручки, от жары, которая их только размягчает. Я заметил, что когда я был в Калькутте, у дверей были именно бронзовые ручки, а для фарфоровых было еще не время: фарфоровыми, мне сказали, их заменят только в мае.

* * *

Из предисловия к роману «Американский претендент»:

В этой книге нет описаний погоды. Автор попытался обойтись без оных. В художественной литературе это первая попытка такого рода. Правда, погода необходима для рассказа о человеческих переживаниях. Но надо найти ей такое место, где бы она никому не мешала. Описания погоды помещены в конце книги, где она никому не мешает.

Читатель, представь себе, что ты идиот; а теперь представь себе, что ты конгрессмен; впрочем, я повторяюсь.

О конгрессе США:

В общем это учреждение было притоном для воров и чем-то вроде приюта для умственно отсталых. И не то чтобы эти воры крали для своего кармана – нет, они воровали для своих избирателей, выпрашивая бессмысленные и разорительные ассигнования.

Билл Стайлс ведет в конгрессе кулуарную кампанию за одного кандидата в сенаторы. Жалуется на низкий моральный уровень законодателей:

– Просто руки опускаются. Нет ни одного человека настолько высоконравственного, чтобы, однажды продавшись, оставаться продавшимся, несмотря ни на что.

Есть некоторые законодательные органы, которые продаются по самым высоким ценам в мире.

Уильям Пенн стяжал вечную благодарность дикарей тем, что заключил с ними честную сделку, – назовем ее так, потому что по тем временам и она была в диковину. Он купил территорию нынешнего штата Пенсильвания и щедро уплатил за нее владельцам, вручив им на сорок долларов стеклянных бус и парочку подержанных одеял. Купил целый штат! По нынешним временам за эту цену не купишь даже законодательное собрание штата.

Быть ему президентом, если его до той поры не повесят.

Военный министр живет так экономно, что сумел за год скопить двенадцать тысяч долларов при жалованье в восемь тысяч.

Правительство моей страны презирает простодушную честность, зато поощряет артистическое лихоимство, и мне кажется, из меня мог бы вырасти весьма способный карманный воришка, прослужи я на государственной службе год или два.

В наши дни трудно представить себе, что было время, когда грабить правительство считалось новшеством.