Юрий Никитин - Я – сингуляр

Затем кафе, в последний раз у нее нашлось чуть больше времени, и мы заехали в книжный магазин. Там настолько долго бродили вдоль бесконечных полок из отдела в отдел, что, когда я увидел секцию, переоборудованную под крохотное кафе, Габриэлла тут же согласилась еще по чашечке кофе.

Я наслаждался каждым мгновением, и, как почудилось в какой-то момент, Габриэлла тоже чувствует необычность и некий романтичный флер.

– Вы совсем не курите, – заметила она, аккуратно отделяя ломтики пирожного, – здоровье бережете?

Я отмахнулся:

– Зачем мне здоровье? Раз живем… Просто начинаешь курить, чтобы доказать, что ты мужчина. Потом пытаешься бросить, чтобы доказать, что ты мужчина. А из меня плохой боец… Я никогда никому ничего не доказывал. Потому курить даже не начинал.

Она улыбнулась:

– Да? А почему тогда купили атлас звездного неба? У вас же есть, как вы сказали?

– То новое издание, – пояснил я, – улучшенное и поправленное. Вернее, дополненное.

– Которые не бойцы, – заявила она настолько уверенно, что я заподозрил подвох, – покупают классику, а из современных – тех авторов, которые на слуху. Но надежнее покупать классику!

Я примирительно улыбнулся, что можно понять и как согласие, и как то, что прикол понял и оценил. Давно померших писателей я перестал читать практически в детстве, вдруг сообразив, что они жили в те времена, когда мир был другим, потому глупо искать вечных истин в их трудах.

– Потому вы купили сборник легенд? – спросил я. – Как самую что ни есть классику?

– Верно, – согласилась она. – Легенда заслуживает больше уважения, чем история. Легенду творит целое племя, а книгу пишет одинокий шизак.

Брови ее сдвинулись, она торопливо взглянула на часы.

– Ого! Мы засиделись. Мне пора…

Я вскочил, бросил деньги на стол.

– Успеваем.

Она улыбнулась:

– Не сомневаюсь. Машину водите лихо.

Лариска дала два сольных концерта, оба собрали полные залы. Продюсер в восторге, хотел развивать успех и начал договариваться о турне, но Лариска заупрямилась: есть новые фишки, их надо опробовать и освоить, нет-нет, турне откладывается.

В наш медиацентр набрали еще ребят, мне повысили оклад, я теперь начальник отдела компьютерной графики, но работы не уменьшилось. Лариска нарасхват, вся в делах и заботах, только сегодня уже к полуночи высвободилась, удивилась, видя в вознесенной почти к потолку будочке яркий свет.

– Ты идешь, – крикнула она снизу, – или останешься ночевать?

– Уже закончил, – ответил я. – Но ребятам придется попотеть до утра, пока все не выправят.

– Правильно, – одобрила она. – Хотят работать, спустя в рукава, пусть прут в бюджетники.

Я сбежал по лесенке. Лариска, несмотря на шестнадцатичасовой рабочий день, выглядит так, словно готова работать без перерыва еще столько же, двужильная.

Она подхватила меня под руку, я сказал с невольным восхищением:

– Ну ты и пашешь…

– Я должна подняться на вершину, – отрубила она твердо. – Жилы порву, но вскарабкаюсь. Даже если свои красивые ногти обломаю.

– Вверх и вверх, – сказал я. – На самую вершину Фудзиямы? Выше только звезды?

Мы приближались к выходу, Лариска еще больше выпрямилась, словно там выход на сцену, гордо запрокинула голову, а великолепные сиськи подала вперед.

– Я сама стану звездой! А на вершину горы взбираются не для того, чтобы увидеть небо.

– А для чего?

– Чтобы увидеть равнину!

– Ты взберешься, – сказал я, – ты настойчивая.

Она фыркнула еще презрительнее.

– А ты знаешь, сколько таких, как я? И все готовы на все, чтобы вскарабкаться…

– Стоит ли? – спросил я. – Я слышал, что любая поп-звезда сидит на сахарном троне под проливным дождем. А это знаешь ли… недолго.

Она ответила гордо:

– Лучше год орлом, чем триста – вороной… как там дальше, не помню.

– Двойка по литературе? – поинтересовался я. – Пушкина знать надо.

– А как там?

Я подумал, признался:

– Тоже не помню. Но в детстве нравилось. Ты еще в детстве, значит?

– Да, – ответила она гордо, – я еще молода.

Вертящиеся двери выпустили нас в ночь, Лариска огляделась:

– А где твоя машина?

– У второго входа, – ответил я. – Тут мест не было.

– Сейчас здесь пусто, – сказала она с мрачным удовлетворением, – это хорошо. Пусть раньше уходят, пусть спят, телевизор смотрят, книги читают…

– А чем книги плохо? – спросил я.

– Книги? – переспросила она. – Книги – хорошо. Мешают думать в те часы, когда телевизор выключен.

Я вел ее напрямик через аллею к стоянке, луна плывет вместе с нами в вершинах деревьев, вдруг пальцы Лариски на моем локте напряглись, она вскрикнула:

– Ой… что-то попало!.. Гусеница с дерева, наверное… Минутку!

Она расстегнула платье и, обнажив грудь, что-то вытряхнула, подняла голову, рассматривая нависающие над дорожкой ветки деревьев. За кустами болезненно ярко вспыхнули вспышки фотокамер. Лариска охнула, оглянулась испуганно и, движением, исполненным божественного испуга, спрятала грудь.

– Папарацци! – сказала она с негодованием, голос ее прозвучал неестественно громко, словно предназначался кому-то еще. – Пойдем отсюда быстрее!

Я ускорил шаг, Лариска почти бежала, оглядывалась в испуге. Я подумал ревниво, что это не такой уж и позор – попасть на снимок в моей компании, да и перепугалась слишком уж, словно тургеневская девушка, которой ветер приподнял подол платья.

Когда я открывал дверцу машины, за спиной полыхнуло еще дважды. Лариска юркнула на сиденье, я обошел машину и сел за руль.

– Что они здесь ловят? – спросил я, когда выруливал на дорогу. – Или еще кто-то ломится, как лось, через кусты?

– Не знаю, – ответила она счастливым шепотом. – Кусты здесь плотные, как-то сам Жорик завел туда практикантку…

– И что?

– Все папарацци жалели, что не оказались там.

Я посмотрел на нее с подозрением.

– Ты… предполагала?

Она победоносно усмехнулась:

– Нет, но у меня глаз наметан. Я всегда замечаю, кто где приготовил фотоаппарат. И успеваю повернуться нужной стороной. Там в кустах блеснуло, будто луна по металлу… Ждали, конечно, не нас. Думаю, вообще просто кто-то засел наудачу. Я хорошо сыграла?

Машина вклинилась в поток, даже в это время не разогнаться, я пробормотал:

– Так ты… все разыграла?

Она тихонько засмеялась, прижалась к моему локтю горячей полной грудью.

– Конечно. Ничего мне с дерева не упало. Просто аллея пустая и темная, даже самая застенчивая девушка может вот так вытряхнуть упавший в вырез платья листок или гусеницу, не так ли?.. Это же самое то для фотографов и зрителей, когда застанут врасплох!

Я сказал в неловкости, чувствуя себя идиотом:

– Ты прекрасно сыграла.

– Спасибо, милый. Я стараюсь. Не хочу всю жизнь оставаться в третьеразрядных певичках. Конечно, на обложки журналов это фото не попадет, даже на первых страницах не появится, но в Инете будет через десять минут, вот увидишь!