Юрий Никитин - Творцы миров

Реальный Мир в самом деле отражение рилайфа: среди разнообразных кланов живет и развивается клан Vengeance, в котором кланлидером тот самый старый купец Anisim. Этот клан, как я увидел с немалой долей брезгливости, больше чем наполовину состоит из трансвеститов и чего-то еще такого, что гомосексуалисты в сравнении с ними покажутся непорочными христианами.

Все они, оказывается, в рилайфе красят губы и выходят на улицу в женском платье. На их закрытом форуме, куда дотошный Скоффин все равно проник, промелькнуло сообщение, что половина клана подрабатывает проституцией, подставляя задницу, а также сосут у любителей экзотики, все-таки трансвеститы не так уж и часто попадаются среди проституток даже на Тверской, а на окраинах их нет вовсе.

Anisim в клане формальный лидер, он лидер потому, что начал собирать клан, а должность КЛа – не выборная, быть им до конца существования клана, в то же время из клановцев быстро выдвинулся и неформальный лидер. Звать его Торквемада, кто-то из наших уже негодовал, видя его в игре.

Сегодня Скоффин появился с сенсационными, как он считал, данными о Торквемаде, JustWarrior'e и еще одном их дружке, замеченном в воровстве лута и подставах, Gydrolisk'е. К его удивлению и негодованию, никто на это не обратил внимания, только добрейший Ворпед оторвался от разработки текстур портала и сказал мягко:

– Скоффин, ты делаешь огромную ошибку…

Скоффин ощетинился:

– Какую? Да еще огромную?

– Тащишь из реального в тот, наш мир. Я не называю его нереальным или виртуальным, он уже в чем-то стал реальнее нашего, стоит на тебя посмотреть, но… все же это другой мир. В нем другие законы. Мы видим созданных персов, мы воспринимаем их такими, какими они себя показывают… Кто-то да, и здесь проявляет свою мелкую душонку, как Торквемада или Gydrolisk, но большинство все же здесь отличается от тех, что остаются там. Так это может быть застенчивый закомлексованный человечек, что боится на улицу выйти, вообще импотент и трус, а здесь он – берсеркер с двуручным мечом, сильный и красивый, да еще и с женщинами умеет ладить, комплименты говорит направо и налево, в битву бросается первым, товарища спасает… И нам, которые рядом с ним в этом мире, абсолютно по фигу, что в том оставшемся мире это мелкий и прыщавый подросток… или даже старая бабка! У нас свой мир, свои законы, свои предпочтения.

Скоффин сперва порывался возражать, возражать во что бы то ни стало, но Ворпед повышал голос, и Скоффин замолчал, а когда Ворпед наконец умолк, спросил рассерженно:

– Но как же… Торквемада и Gydrolisk… они и здесь – подонки! Отбросы…

– Согласен, – сказал Ворпед. – Просто это исключение, а не правило. Чаще бывает так, что даже подонки в красивой байме стараются вести себя прилично. Во всяком случае, не сразу раскусишь…

Скоффин сказал хмуро:

– Так и эти двое. Держались тихо, как мыши, пока не накачали мускулы. А потом пошли бить нубов. Чтобы безнаказанно…

– И все-таки, – сказал Ворпед, как припечатал, – ты уж брось это бесполезное дело, наводить справки про играющих. Чаще бывает наоборот, поверь. Здесь убийцами и маньяками чаще выступают те, кому в реале до тошноты осточертело ходить при галстуке, в наглаженной сорочке, улыбаться и говорить дежурные любезности.

Скоффин посмотрел на Ворпеда с недоверием. Ворпед, изрекающий что-то категорично – это как подпрыгивающий слон, хотя слоны по дефолту прыгать не могут.

– И что?

Ворпед развел руками.

– Ты слишком категоричен, вот что. Категоричность – свойство очень юных и незрелых умов. Их поведение вовсе не значит, что все они – законченные сволочи. Юные повзрослеют, незрелые – дозреют…

– Ты их оправдываешь?

Ворпед вздохнул.

– Ладно, проведем такой эксперимент. Можно мысленный. Я тебе доверяю, хоть мыслишь ты какими-то зигзугами. Вот поставили мы два знамени. На одном напишем: «Хорошие люди», на другом: «Мы все – говно!» Как думаешь, под какое знамя больше соберется народу?.. Вот-вот, можешь даже не отвечать. Под баннером хороших людей окажется несколько взрослых и пара оторванных от жизни романтиков, а под прапором с изображением кучи говна соберутся миллионы подростков!.. И что же, всех их под нож, потому что признали себя говном?

Скоффин сказал с брезгливостью:

– Но если сами признают себя говном, то и ведут себя как говно…

Ворпед вздохнул еще тяжелее.

– Ведут, – согласился он, – в этом и проблема. Но наша задача не только бить по пальцам за каждую накорябанную на стене букву, но и постараться помочь им побыстрее вырасти.

Кирич схватился за голову, когда впервые увидел список кланов в топ-списке, начал кипятиться, жаждал вообще перекрыть малограмотным доступ, Ворпед, наш признанный миротворец, мягко и мудро урезонивал:

– Дорогой, рубль в кармане дурака тот же рубль, что и в кармане умного. А дураков намного больше. Потому мы должны думать в первую очередь о том, как привлечь в игру как можно больше дураков.

Кирич всплеснул руками:

– Как вы можете такое говорить?

– А что?

– Это… это цинично!

Ворпед вздохнул.

– Это называется иначе.

– Как, простите за грубое слово?

– Рыночные отношения, – объяснил Ворпед грустно. – Реальный взгляд на мир. Широта кругозора. Общечеловечность и демократия. Или вы против демократии?

Кирич всполошился:

– Как можно? Я сам демократ!

– В самом деле? – спросил Ворпед с сомнением. – А у вас фашистского билета нет в дальнем ящике стола? А то со своими высказываниями ну чистый и вылитый фашист!.. Только фашисты называют дураков дураками, а мы, демократы, мать нашу, должны называть их людьми нестандартно мыслящими. Даже незашоренными.

Кирич сказал с отчаянием:

– Но они же… неграмотные! Воинственно неграмотные! И не хотят учиться! И, главное, другие, глядя на них, тоже…

Ворпед сказал со вздохом:

– Дорогой Петр Васильевич, а вдруг в этом и есть сермяжная правда? Вдруг в этой неграмотности великое будущее? Вон уже и Тони Блэр, разговаривая с избирателями, держит руки в карманах, будто урюпинский казак. А почему не в самом деле – долой правила этикета? Если мне захотелось почесать свои фаберже, то почему я должен терпеть, когда закончу разговор с женщиной? Вон Тони Блэр чешет да еще с каким остервенением чешет!.. Надел темные очки, чтобы глаз его никто не видел, и – чешет прямо перед телекамерами, аж штаны трещат! А если ему можно, потомку англичан, то почему нашим нельзя по две-три ошибки в слове? Главное, значение угадывается, вот и ладно… Скоро, может быть, вообще будем писать формулами.

Аллодис отодвинулся от монитора вместе с креслом, глаза красные, воспаленные, все еще исхудавший, с бледной, даже болезненно-желтой кожей. Оглядел всех так, словно только сейчас увидел, после многолетнего перерыва, удивленно присвистнул.