Юрий Никитин - Последняя крепость

– В Средиземном море? – спросил Бульдинг.

– Да, – ответил Файтер и чуть улыбнулся. – Мы должны подавить оставшиеся базы боевиков, такова официальная версия.

Бульдинг сказал торопливо:

– Я слышал, по всем средствам массовой информации прошли сообщения, что в ряде исламских государств снова созданы крупные террористические формирования! Естественно, мы не можем не отреагировать. А что командующий флотом?

– Адмирал Денгер? Истинной цели он пока не знает. Когда мы примем окончательное решение, он получит приказ повернуть к берегам Израиля.

Бульдинг кивнул. На Ближнем Востоке в самом деле произошли крупные волнения, участились террористические акты. Только сам президент и в руководстве ЦРУ знают, какие суммы пришлось вложить, чтобы создать хоть какие-то боевые отряды исламистской молодежи. Им открыли зеленую улицу для терактов, снабжали информацией, лучшим оружием, специальными минами, вроде бы изготовленными в кустарных мастерских, но очень мощных.

В газетах подробно расписаны все случаи бесчинств исламских фанатиков, аналитики предсказывали, что на этот раз войска США не только не уйдут, но, напротив, окончательно сместят все исламские режимы, заменив их светскими правительствами. Как в Турции. О Турции говорили постоянно, здесь деисламизация шла настолько бурно, что в мечети остались одни старики, а гомосеков, трансвеститов и больных СПИДом – как показатель цивилизованности общества – стало едва ли не больше, чем в раскрепощенной донельзя Америке.

Группировка «Хисболлах», уже трижды уничтоженная и разгромленная, ухитрилась среди бела дня прямо в центре Багдада захватить в заложники большую группу туристов. Требования, которые выдвинули, были совсем уж дикие и заведомо невыполнимые: убрать все американские базы из арабских стран, построить в Нью-Йорке самую крупную мечеть, на телевидении выделить телеканал для пропаганды ислама, разрешить преподавание на арабском. Как только с ними начали вести переговоры насчет выкупа, они начали убивать в день по заложнику, а отрубленные головы подбрасывали к зданию телевещания Ирака.

Крик возмущения разнесся по всему миру. Крайняя жестокость возмутила даже тех, кто вообще-то втайне злорадствовал, что проклятые туристы-толстосумы попались в лапы грязным арабам. Но одно дело, когда их там побили и обобрали, другое – когда вот так отрубают головы, будто в Средние века. В департаменте США с запозданием ответили, что направляют на Ближний Восток ударную группировку, которая окончательно возьмет под контроль эту взрывоопасную область и больше оттуда не уйдет.

Звякнуло, президент и директор ФБР оборвали разговор и повернулись в сторону лифта. Створки раздвинулись, вышли Олмиц, Гартвиг, Бергманс, Герц и Ваучер. Олмиц произнес с улыбкой:

– Снова этот лис пролез вперед для каких-то каверз!

– Еврей потому что, – сказал из-за его спины Ваучер. – Чего от них ждать?

Файтер пожимал всем руки, улыбался, широким жестом указывал на расставленные вокруг стола стулья. Бульдинг тоже обменивался со всеми рукопожатием и делал вид, что это он все организовал, а Олмицу еще и подмигнул заговорщицки, тот надулся и отодвинулся.

Когда все заняли места и молча смотрели на него с ожиданием, Файтер сказал деловым тоном:

– Итак, продолжаем работать над операцией «Эллинизация». Напоминаю еще раз, это не значит, что она будет осуществлена… Возможно, оказываемого давления будет достаточно, чтобы сопротивление Израиля было сломлено. Но мы должны вести себя так, словно в самом деле собираемся ввести в Израиль свои войска. И говорить так, словно это неизбежно.

В глазах Олмица увидел нечто такое, что можно истолковать как желание в самом деле ввести войска в эту проклятую страну, Гартвиг чуть улыбнулся уголками рта, только Ваучер воспрянул и посмотрел на президента с надеждой.

Малькольм Герц, начальник Управления национальной безопасности, взглянул на Файтера с вопросом в глазах.

– Господин президент, у меня напрашивающееся предложение…

Файтер кивнул поощряюще:

– Слушаем вас.

– Нужно безотлагательно подготовить и осуществить одновременную зачистку всех иудейских общин, – сказал Герц. – Не евреев, понятно, а иудеев. Ортодоксальных. Которые живут обособленно и не желают вливаться в общую семью народов.

Президент некоторое время раздумывал.

– Вы представляете, сколько понадобится сил?

– А на что у нас Национальная армия? – спросил Герц. – Все сделаем их руками, войска даже не понадобятся. Ну разве что предоставят грузовики. Гораздо важнее обеспечить лагеря для интернирования…

Президент криво усмехнулся:

– В разных лагерях труднее устраивать… несчастные случаи. А еще лучше катастрофы.

– Вы правы, господин президент, – согласился Герц почтительно. – Лучше, чтобы все произошло один раз. Во всяком случае, я абсолютно согласен с вами, что ортодоксальных евреев не должно остаться вообще. Если уж они сумели сохраниться в нашем расовом и этническом котле, то после уничтожения Израиля укрепятся еще больше в своем… в своих заблуждениях.

Мерзавец, подумал президент без особой злобы. Это ты сказал, а не я. Я тоже боюсь произносить такие слова вслух… так что это не ты со мной, а я с тобой согласен. Впрочем, когда все закончится, я, видимо, впервые даже не буду пытаться приписать всю заслугу в этой последней войне себе.

Олмиц поглядывал то на президента, то на Герца, обронил многозначительно:

– Вот уж вони будет!.. Пресса взбесится.

Рядом засопел Гартвиг, сказал злым голосом:

– Это точно. Ты помнишь неудачу с «Колумбией»?

Олмиц кивнул, потемнел, он в числе молодых, но уже достаточно высокопоставленных сотрудников в тот роковой день был допущен к запуску, гордился оказанной честью, и тем больнее был удар.

– Я несколько суток не мог спать, – ответил он угрюмо.

– Я тоже, – ответил Гартвиг. – Но хотя экипаж состоял из семи человек разных рас, наций и вероисповеданий, после просмотра всех телепередач о трагическом крушении челнока у меня начало складываться странное впечатление, что там погиб только еврей.

Бульдинг прислушивался, зло бросил:

– А разве не так? По их доктрине только евреи – люди. Так что они так и считают. Остальные – не в счет.

Ваучер горбился, вздрагивал, смотрел несчастными глазами. Воспользовавшись паузой, сказал почти жалобно:

– И все-таки я верю, что Израиль осталось дожать совсем чуть-чуть. Я сам видел, все семинары в израильских университетах, а также в институтах и технионах идут на английском языке! То есть иврит уже не в ходу. Почти узаконено, что израильский ученый проводит за границей не меньше сорока процентов своего времени, так что, господин президент, иврит скоро останется языком только грузчиков и водопроводчиков.