Юрий Никитин - Последняя крепость

В последнем сне бежал по ступенькам на башню, раздался треск, под ногами обрушился весь пролет. Он падал в бездну, дыхание замерло в смертной тоске… и проснулся с сильно стучащим сердцем. Ладонь автоматически скользнула под подушку, рукоять армейского пистолета «беретта», как влюбленный в хозяина щенок, с готовностью скользнула навстречу.

Чувство страха стало уходить, но тут он услышал, как далеко в коридоре негромко звякнуло. Он нарочито оставил там пустую банку из-под пива, брошенную вроде бы случайно, но именно в том месте, где пройдет нога любого, кто вздумает вторгнуться в снятый им номер. На всякий случай, вдруг да чудом минует, есть еще одна в его номере, где все небрежно, разбросано, неубрано, как и положено для одинокого мужчины, что приехал на недельку по делам и заодно оттягивается на полную катушку.

Очень медленно он перевел предохранитель и опустил палец на курок. Не сводя ствола с двери, дотянулся до второго пистолета, «зиг-зауэр» Р-26, демонстративно оставленный на столике возле кровати, взял и тоже поставил на боевой взвод. Теперь надо прикинуть, кто это может быть, потому что у всех своя тактика, а ему нужно угадать точно, потому что на такие дела по одному не ходят: один сумел бы достать его прицельным выстрелом, высмотрев через оптический прицел, издали.

Дверь, к счастью, одна, но стрелять могут также и через окно. Правда, он на втором этаже, но можно как свеситься с крыши, так и подняться по приставной лестнице.

Окно разлетелось, несколько быстрых выстрелов продырявили постель. Его пистолет рявкнул трижды в ответ, за окном мелькнула тень, выстрелы оборвались, а он толкнул ногой кресло, чтобы оно перевернулось, громко захрипел, застонал, и тут же дверь распахнулась, но второй пистолет сразу задергался в его руке, и очередь из автомата ушла в потолок.

Он отпрыгнул под укрытие стены, еще раз выстрелил в дверной проем, над телом неизвестного, из пробитой головы которого сразу начала расплываться темная лужа. Теперь уже оба пистолета нацелены на пустоту коридора, он некоторое время ждал, однако на улице приглушенно хлопнула дверь, послышался шум отъезжающего автомобиля.

На улице раздались возбужденные голоса, затем коротко взвыла сирена полицейской машины. Он осторожно приблизился к убитому, молодой худощавый мужчина, вид типичного работника низших категорий, такие ходят везде неприметные и тихие, работают либо уборщиками, либо грузчиками, очень редко поднимаются до квалифицированных работ. Но чтобы стрелять, особой квалификации не требуется, как они считают. И еще они всерьез верят в то, что Бог создал людей, а Кольт уравнял в правах.

Полицейский внимательно проверил его документы, осмотрел разрешение на ношение оружия. Появились еще двое, на Стивена посматривали недоверчиво, вопросов не задавали, быстро и профессионально осмотрели комнату, Стивен обратил внимание, как оба, не тратя лишние секунды, определили траектории пуль, восстановили для себя картину схватки.

Офицер сказал медлительно, он не спускал пристального взгляда со Стивена:

– Вы очень умело разделались с нападающими.

– Я не родился коммерсантом, – ответил Стивен, стараясь, чтобы голос звучал самодовольно. – Когда-то я служил в самой лучшей армии! Служил, скажу с заслуженной гордостью, неплохо. Если слыхали про «Бурю в пустыне», то я был в передовом батальоне, что вошел в Бейрут!

Офицер поскучнел, здесь каждый день гремят взрывы и раздаются автоматные очереди, а этот хвастается, как, схоронившись за толстой танковой броней, въехал в город, разбомбленный так, что не оставалось ни одного, способного держать в руках даже пистолет.

– Вам повезло, – сказал он, – но будьте осторожны. В последнее время боевики что-то обнаглели, уже дважды ухитрялись похищать бизнесменов прямо здесь, в Иерусалиме! Такого еще не было.

– Безобразие, – согласился Стивен. – Почему их всех не убьют?

– Скажите это вашему президенту, – ответил полицейский недружелюбно.

– Нашему?

– Наш премьер хорош, – согласился полицейский, – но все-таки это ваш не дает нам нанести такой удар, чтобы навсегда отбить у них охоту к таким забавам. Или, по крайней мере, мы бы сумели отбить желание у арабов хозяйничать в нашей стране.

То есть депортировали бы все арабское население, подумал Стивен с мрачным негодованием. Или сразу в газовые камеры?

– Да, – согласился он вслух, – теперь я вижу, что наш президент чересчур добр и гуманен. К некоторым лицам надо быть построже. Теперь я тоже считаю, что террористов надо истребить.

Полицейский вздохнул, смолчал, но взгляд был красноречив. Хорошо бы, прочел Стивен в его глазах, если бы на каждого из вас, проклятых либералов, напали вот так, вы бы тогда по-другому запели.

– Возможно, – сказал офицер, – мой начальник пожелает задать вам пару вопросов, но я и так вижу, что дело чистое. Они пытались вас убить или похитить, вы защищались. Фото этого, которому вы так умело всадили пулю прямо в лоб, я видел в картотеке… Дважды привлекался, всякий раз выходил за недостатком улик…

– Ну вот и хорошо, – сказал Стивен бодро. – Я сэкономил деньги налогоплательщиков.

– Это да, – согласился полицейский, он впервые улыбнулся. – Нам меньше работы.

– Рад помочь!

– Вы не собираетесь пока покидать город?

– Пробуду еще неделю, – сообщил Стивен. – С вашими ребятами обычно удается быстро договориться. Это с джапами все тянется, церемонии любят, да с китаезами никогда не поймешь, где они каверзу готовят. А вы народ торговый, шустрый…

Офицер поскучнел еще больше. Уже и армия показала себя в боях, и ученые берут Нобелевские премии, а все равно евреев считают лишь торгашами.

Он вяло козырнул, все трое отбыли. Чуть позже прибыла машина, забрали труп, а хозяин гостиницы прислал столяра и стекольщика, чтобы сразу заменили дверь и вставили стекло, дабы не отпугивать туристов от вообще-то приличного заведения.

Файтер то и дело вытирал быстро потеющие руки, Гартинг выглядит не лучше, а всегда невозмутимый Олмиц сейчас бледен, как привидение, и натянут, как струна.

– Их подготовили, – сообщил он президенту нервным шепотом. – Обработали. Если сорвется, уже ничего сделать не сможем.

Файтер смотрел, как в зал входят сенаторы: главы комитетов, групп, секций, председатели авторитетных организаций. Каждый знает себе цену, каждый прекрасно представляет мощь тех сенаторов, от лица которых он здесь, а вместе с ними и ту часть избирателей, которая доверила им говорить от их имени.

Когда все заняли свои места, Файтер вышел к трибуне с самой беспечной и обаятельной улыбкой, поздравил всех с редкостной погодой, когда после тайфуна установилось нечто нежное, безветренное, с ясным небом и температурой в двадцать пять по Цельсию.