Юрий Никитин - Имортист

2. В отличие от «просто людей» осознаем чудовищную несправедливость оказаться в телах смертных существ. В этих условиях нелепо тратить драгоценные секунды жизни на удовлетворение только примитивных утех своего животного тела, отодвигая на задний план утехи высшего плана.

3. Понимания примата духа над плотью мало, нужен постоянный самоконтроль, ибо скотинка из нас так и прет, в последнее время для благовидности использует все демократические лозунги «свободы». Все свои желания нужно контролировать, всякий раз спрашивать: кому это нужно, мне – человеку или же мне – животному?

4. Увы, все мы намертво всажены в тела животных, покинуть их невозможно. Хуже того, зависим от их функциональности. Следовательно, нужно держать тела в добром здравии, кормить и поить, но не забывать, что это мы – хозяева, а не они хозяева над нами.

5. Упорно и безостановочно идти к Богу, то есть развивать науку и технику, совершенствоваться, подчинять животные страсти и, не в ущерб нашей телесной оболочке, выдавливать животные страсти.

6. Исходя из того, что наши жизни полностью зависят от телесных оболочек, в которые мы всажены, должны стремиться продлить существование этих тел. Для этой цели развивать науку и технику, уделяя особое внимание долголетию, протезированию, клонированию, а затем и достижению долголетия (бессмертия). Ибо истинно, что ничто вечное не может быть создано смертными, а с достижением бессмертия сможем наращивать мощь, копить знания и мудрость с тем, чтобы однажды выйти на край Вселенной и принять часть ноши на свои плечи.

7. В повседневной жизни имортист должен руководствоваться простыми и понятными правилами:

а) каждый день и каждый час должен быть направлен на совершенствование, а не на развлечения для «простых людей»,

б) не читать книг дочеловеческого уровня, не смотреть телепередач для «простых людей»,

в) для общения выбирать имортистов, так легче поддерживать друг друга в трудной дороге наверх, чем постоянно бороться с желаниями «простых людей».

Примечание: обезьяна в нас сильна, все вышеперечисленные правила, увы, редкий имортист сможет выполнять в полной мере. Признавая реалии, имортизм допускает зигзаги, то есть позволяет иногда уступать давлению животного начала. Все и всегда не могут быть святыми и подвижниками, в каждом из нас сильно животное, и попытка постоянно держаться в абсолютной чистоте может качнуть маятник в обратную сторону с такой силой, что обрушит все здание. Главное, понимать движущие нами страсти, разделять их на чистые и нечистые. И следовать по избранному пути к Творцу».

Налил еще сока, допил, в голове чуть прояснилось. В этом неромантичном соке что-то есть… Чувствуется, что писал иногда спокойно, иногда в раздраженном состоянии, а то и вовсе после стычки с демократами, потому и выпад в их адрес совсем не то чтобы уж не к месту, но слишком заметен. Даже очень слишком. В таких основополагающих законах не имеет быть отражение настроений Моисея или Мухаммада, когда спускались с гор, а подошвы в водянках от попавших в башмаки камешков… Пророк должен быть величественным, невозмутимым, прозревающим вдаль на века и тысячелетия пути и заблуждение своего человечьего стада. У него не может быть плоскостопия, несварения желудка, хреновых советников или плотских желаний.

Собственно, любой пророк – полная противоположность мне, однако же я, все-таки будучи пророком, понимаю, что и Моисей жил в теле обезьяны, и Мухаммад, и Ньютон, и всем хотелось трахаться, жрать от пуза и щупать жену соседа, однако же сумели жить так, что их траханье и щупанье осталось там, во тьме веков, и забылось, а к нам дошли величественные образы, исполненные силы и достоинства, нечеловеческой выразительности и мудрости…

Будем иморталить, сказал я себе со вздохом. Вслушался, повторил уже тверже: будем иморталить! Никаких слабостей!.. Ну, по крайней мере, стараться допускать их поменьше. Уже битый, знаю, что зарекалась свинья гивно исты, но… хорошо уже то, что зарекалась, другие ведь и не зарекаются даже, а эта, может быть, и вовсе старалась выползти из свинства, может быть, даже выползла и указала другим светлый путь в техногенное будущее с нанотехнологией и генетикой?

Если и указала, мелькнула мрачная мысль, то ее тут же затоптали. Не потому, что нашедшего верный путь затаптывают первым, а потому, что в юсовском свинстве каждый из нас, чего греха таить, чувствует себя очень даже комфортно. Все можно, все разрешено, демократия, даже Бога убрали, чтобы не мешал и не мозолил глаза излишними требованиями. Так что всякий, указывающий путь из родного болота, раздражает. Очень даже. Настолько, что всегда затопчем с радостью и ликованием, а в оправдание скажем че-нить мудрое из подсунутого экспертами по удерживанию стад в болоте.

С нефтяниками встреча прошла быстрее, чем ожидал: просто знакомство, общий разговор о перспективах, я пообещал выделить больше средств на ремонт изношенных трубопроводов.

Когда они ушли, я заглянул к Потемкину, он стучит по клавишам быстро, как профессиональная машинистка. Вообще-то, такое хорошее знание клавиатуры вовсе не свидетельство профессионализма ученого, писателя или политика. Те все печатают медленно, двумя пальцами. Мысль приходит неспешно, слова разворачиваются вдумчиво, тут и двумя пальцами тюкаешь, словно в замедленной киносъемке. Это у машинистки пальцы порхают, как фонтанчики над лужей, ей задумываться и выгранивать формулировки ни к чему, однако Потемкин все же ухитряется выстраивать слова правильно, убедительно, судя по тем распечаткам, что кладет на мой стол.

Я видел, как он в нетерпении придвигал лицо к экрану, там пляшет цветной калейдоскоп лиц его подчиненных, губы Потемкина двигаются быстро, почти выплевывая резкие слова. В его министерстве сейчас разворошенный муравейник. Я не случайно оставил поработать полдня здесь, чтобы сразу же корректировать со мной перестройку финансирования, ускоренного развития одних направлений и задавливания других.

Он не видел меня в дверном проеме, я постоял еще пару мгновений, присматриваясь к нему с любопытством. Сильный, красивый, так и просится слово «породистый», словом, великолепный самец, яркий представитель человеческого рода, сильный и могучий зверь, что в других условиях стал бы вожаком стаи и, конечно же, дал бы многочисленное потомство, такое же живучее, здоровое, красивое, сильное, с хорошо развитыми мышцами, костяком и рефлексами.

Он поднял голову, лицо утомленное, глаза слегка покраснели, а мешки под ними потяжелели.

– А, господин президент… Задали вы мне задачку, задали…

Я вошел, поинтересовался:

– Как там? Все понятно?