Юрий Никитин - Чародей звездолета «Агуди»

Он умолк, голос был нарочито ровным, чтобы в любой момент можно на попятную, пошутил, значитца.

– Фиг оно заколеблется, – возразил Босенко. – Скажут, так русским и надо.

– Но вслух, конечно, выразят соболезнование, – добавил Босенко.

– Не пойдет, – сказал Сигуранцев, в голосе ясно слышалось сожаление, приходится отказываться от очень простых мер. – Сперва должны быть теракты в селах совместного проживания с русскими. Ну, взорвать три-четыре дома, заселенных туземным населением, чтобы подтолкнуть к бегству, вырезать ночью пару семей русских… Газетчиков надо подготовить, а если не сумеют все заснять, помочь с материалами.

Каганов закрыл глаза, лицо стало задумчивым, словно у медитирующего Бетховена.

– А что, – сказал он медленно, – это неплохо… Ночью врываются люди в масках, режут всех, но одна девушка сумела где-то спрятаться. Она слышала их голоса, говорили на кобызском, смутно опознала…

– Как это «смутно»?

– Слышала, значит, – пояснил Каганов. – То ли в клубе на дискотеке, то ли в продуктовом магазине. Кто-то из своих. В смысле, из жителей их же села, так еще страшнее. Ходит безнаказанный, как и другие, выбирает новую семью для резни…

Все взгляды наконец обратились ко мне. Я сказал с горечью:

– Если бы кобызы собирались это делать! Если бы планировали!.. Да я бы сам дал санкцию на такие… спецоперации. Но кобызы то ли в самом деле настолько мирный народ, то ли учли опыт Косова…

– А что Косово? – удивился Каганов. – Там они победили.

– Да, победили, – согласился я. – Но весь мир их возненавидел. Даже США поняли, что в желании нанести удар по славянскому миру поддержали не тех. Теперь албанцы в изоляции, а кобызы не хотят такой участи. Они уверены, что и так победят, отыскав щель… да какую щель, пробоину в нашей стене! Эта пробоина – российское законодательство. Я не знаю, какой враг составлял эти законы, но это враг: умный, талантливый, сумевший надеть на Россию стальной тяжелый панцирь с дырой напротив сердца.

Убийло сказал осторожно:

– Тогда надо закрывать пробоину?

– Надо, – ответил я тоскливо, – но на это уйдут месяцы… если не год. Долго готовить, согласовывать, выносить на утверждение в Госдуме, а та никогда такие вещи не принимает с первого раза, отложит на полгодика, чтобы обдумать и взвесить… Нет, пробоину латать надо, пусть юристы срочно займутся, но мы сейчас должны принять ряд экстренных мер.

Убийло буркнул:

– И все-таки я настаиваю. Окружить конклав с кобызами рвом и колючей проволокой!.. Раз уж поселились, пусть живут там. Но больше – никуда. Это уже не инфекция будет, а метастазы…

Громов сказал иронически:

– Демократы скажут, что это метастазы наоборот.

– Как это?

– Это русские – рак, а кобызы – фагоциты, убивающие рак. Эти земли, заселенные кобызами, станут намного богаче и красочнее, чем под ленивыми и спивающимися русскими.

Сигуранцев побагровел, налился дурной кровью.

– Это русские – рак?

Я сказал успокаивающе:

– Имеет право на существование и такая точка зрения. Но если мы уж решили, что России надо дать шанс… неважно, честный он или не совсем, то мы говорим о другом.

Сигуранцев вскипел:

– Как это о другом? Он же оскорбил весь русский народ!

– Он сказал от имени русского интеллигента, – объяснил я. – А кто еще оскорблял русских так последовательно, как не русская интеллигенция?.. Русская интеллигенция встает хоть при звуках юсовского гимна, хоть сингапурского, но, когда исполняют наш гимн, гнусно ухмыляется и острит по поводу не таких слов, как придумали бы они.

Они замолчали, смотрели с недоумением, как Каганов и Убийло. Сигуранцев проговорил холодно:

– Почистим. Почистим и этих… говорунов. Спасибо, Дмитрий Дмитриевич, что вы решились.

Я безнадежно махнул рукой:

– Но вы представляете, что скажут? Вот, гад, не хочет уходить на покой, цепляется за власть!.. До того не хочет расставаться с ней, что готов всю страну угробить, Конституцию отменил, себя в наполеоны произвел…

Громов сдвинул плечами, я ждал, что возразит, начнет успокаивать, но он сказал неожиданно:

– Скажут. Конечно же, скажут. А чего еще ожидали?.. И не только демократы скажут, но всякие человечишки, что и в крестовых походах видят только экономические мотивы, а в подвиге Александра Матросова – скользкий лед. Ну и что? Всем не смогут угодить даже демократы. Пусть говорят. Но есть люди, их меньше, но они – лучшие, кто скажет, что наконец-то у кого-то хватило ума понять, что мир меняется, надо меняться с ним, а если ты президент, то еще и чуточку опережать эти изменения, дабы уберечь страну от шока. Конституция нам дана не богами и не Богом, ее писали люди, не очень умные, кстати. К тому же растерянные, угодливые, постоянно оглядывающиеся на Запад, где несколько другие условия… Ее не только можно изменять, приостанавливать, можно и вовсе отменять, если есть другие пути, получше. Нельзя отменять только ту Конституцию, что дана Богом или, если вы материалист, то биологическими законами выживания вида. А вид наш под угрозой, целый вид, а не только русская нация!

Я огрызнулся:

– Да знаю я про вид! Я про свою шкуру думаю. Сколько человек от меня отвернется?

Он наконец-то возразил:

– А вам не важнее, что вас начнет не только любить, но и уважать ваш учитель? Я говорю о Карелине?

Я спросил устало:

– И это знаете?

– О президенте надо знать все, – ответил он.

Теперь Громов ежедневно докладывал о подготовке к операции. За неделю удалось подобрать два десантных полка, которые не заражены общечеловеческими ценностями, а кавказцев ненавидят. Я смотрел на бодро докладывающего Громова, спросил проникновенно:

– Лев Николаевич, в чем трудности?

Он покосился на присутствующих в моем кабинете Сигуранцева, Босенко и Каганова, спросил настороженно:

– Какие трудности? Я говорю, что людей уже подобрали…

– На это потребовалась неделя? – спросил я. – Да сейчас в кого ни ткни – все ненавидят кавказцев. Боятся и ненавидят! Редко-редко встретишь такого, кто к ним дружелюбен. Даже старушки, что чешут языки у подъезда, готовы взять автоматы и пойти их стрелять всех от мала до велика!

– Ну, старушки, – сказал он все так же настороженно, – не самые лучшие десантники. Вы, господин президент, не представляете, что это не так просто повыдергивать отдельных солдат из их частей, сформировать новые, экипировать, подготовить к новой операции. Сейчас создан особый лагерь, куда свозим участников… операции. Там и живут без права выезда за ворота, телефонных звонков.

– Уже знают?

– О чем?

– Что им предстоит?

– Боже упаси! – ответил он с негодованием. – Эту задачу поставят перед ними командиры уже в десантных самолетах. На высоте десяти тысяч метров.