Юрий Никитин - Я живу в этом теле

– Просто ощутила, – сказала она. Я услышал, как зашумела вода в мойке. – Противиться я не стала, я ж такая… но по дороге попыталась понять, почему вдруг. Мне кажется, с тобой что-то происходит.

– Что?

– Не знаю. Но мне почудилось, что ты вдруг стал намного старше. Я ведь чувствовала себя старше тебя не на год, а… ну, намного. А теперь вдруг как будто рядом со взрослым матерым мужем… Мужем не по паспорту, а в том старом смысле!

– Мужиком? – спросил я, зная, как она поморщится.

– Тьфу на тебя, – ответила она, мимикой и жестами повторяя всю ту картинку, которую я мысленно увидел на пару секунд раньше. – Не прикидывайся! Ты знаешь, я различаю мужчин и мужиков. А так как во мне нет интеллигентной ущербности…

– Вижу, – пробормотал я.

– Да? Может, теперь и в самом деле видишь. От тебя то пахнет холодом, как от айсберга, то всеми фибрами чую незыблемость горного плато, то вдруг что-то от динозавра…

Ее голос, несмотря на ее тридцать лет – как всегда, переживает, что старше меня на год! – по-прежнему чистый и звонкий. От глаз уже разбежались лучики морщинок, но поет по-девичьи прозрачно, задорно. Все больше времени и денег уходит на кремы от увядания кожи, от старения, от морщин, от огрубения, перед сном намазывается чем-то жутким, сидит в постели, не двигая даже бровью около часа, чего-то ждет, даже ухитряется замечать какие-то улучшения, освежение, но я-то не обманываю себя такими иллюзиями, вижу, что природу не проведешь и на козе не объедешь.

– А что, – сказал я вслух, – подростки или не подростки, но правы. Выглядишь ты в самом деле так, будто тебе восемнадцать…

На кухне послышался ее звонкий смех, крикнула весело:

– Что-что? Не расслышала!

– Как будто тебе восемнадцать! – крикнул я.

Хотел добавить, что ей и в самом деле восемнадцать, там, где-то глубоко внутри, даже не в теле, что стареет почему-то быстрее нас самих, а именно в нас, которые намертво всажены в эти тела… но всплыла страшноватая в своей здравости мысль, что на этой планете никто и не добивается быть восемнадцатилетним или тридцатилетним. Всего лишь тридцатилетний хочет выглядеть восемнадцатилетним, пятидесятилетний – тридцатигодовалым…

Да какая разница, мелькнуло в голове. Как мало хотят люди этой планеты! Всего лишь выглядеть. Быть моложе с виду, чем одногодки. Шестидесятилетний горд, что ему дают не больше сорока пяти. С тридцатилетними и не пытается равняться.

– Сегодня Леонид с Настей заглянут, – сообщила она без тени смущения. – Я их звала к себе, но ты же знаешь их… Им втемяшилось приходить только к нам вместе!

– Да ладно, ладно, – пробормотал я.

Лена выглянула с кухни, посмотрела как-то странно, но смолчала, снова зашебаршилась, а ко мне в комнату потекли запахи.

Раньше она готовить не любила, у плиты чаще возился я, что-нибудь жарил наскоро, а Лена потребляла. Потом появился наш Галчонок, но еще до ее рождения Лена вынужденно, находясь в декретном, изучила поваренные книги, приохотилась, готовила сперва только диетические блюда, а потом разошлась и всякий раз старалась удивить чем-нибудь редкостным.

Галчонок, моя очаровательная дочурка, вечно толклась на кухне, обещая стать настоящей поварихой или хотя бы домохозяйкой. Помню, делая первые шажки, наткнулась на стул и ушиблась, реву было!.. Со второй попытки пробраться на тесную кухню стукнулась об угол стула уже по касательной. Похныкала, но с третьей попытки, уже помня о боли, сумела обойти злой и несправедливый стул!

По этому случаю даже испекли пирог, девочка растет не по годам умненькая…

– Как там Галчонок? – спросил я дежурно.

Лена крикнула из кухни:

– Сегодня заявила, да еще с таким убеждением, что никогда-никогда меня не покинет!

– Хорошие слова, – согласился мой разумоноситель. – Милый ребенок.

– Еще бы! Записывать бы за ними. Чтобы потом посмеяться всласть…

– А вообще-то жаль… Скоро покажется тесно в родительском гнезде, крылышки отрастут, и тут же вылетит навстречу свободе и опасностям…

Лена хихикала, а я подумал, что время в самом деле летит стремительно: дочь моего разумоносителя выскочит замуж и сама начнет размножаться раньше, чем он успеет сказать «мама». Но сейчас она всерьез уверена, что всю жизнь так и проведет за спиной родителей, прячась от всех житейских невзгод…

Не так ли и здешние разумоносители могут переходить в следующий стаз? Только у них это связано не с возрастом и половым созреванием. Иначе мудрость в самом деле была бы эквивалентна длине бороды.

Она что-то говорила с кухни, я не расслышал, крикнул:

– Что? Ты что-то сказала?

Она снова что-то прокричала, уже громче, но грохот проехавшего по улице грузовика заглушил ее голос вовсе. Оттуда доносился постоянный шум, равномерный, давящий, который настолько въелся в нашу жизнь, что не замечался вовсе.

Надо бы стекла другие, подумал я тягостно. Или рамы. Вроде бы теперь выпускают такие, звукопоглощающие. Дикий мир…

На какой-то миг мелькнула невероятная мысль, что вот сейчас вместо замусоренной улицы, разбитого серого асфальта в трещинах, неопрятно одетых прохожих… увижу блистательные здания звездных городов, три разноцветных солнца над городом, стерильно чистый красочный мир, летающие автомобили.

Но тело мое уже повернулось, взгляд упал на синее прокаленное небо. Из-за привычной дымки промышленного смога уже целое поколение здесь не видит солнца в том виде, в каком видели его отцы и деды, а ночью не видят того усеянного звездами неба, что видели в прошлом веке.

– И другого мира мне не видать, – прошептал я. Во рту была горечь, словно желчь поднялась к горлу. – Не дожить…

Лена вышла с кухни, веселая и раскрасневшаяся:

– У нас на службе собирают группу на Мальдивские острова! Если наберется десятеро, то скидка на треть… Нам бы уговорить еще двоих…

– Мальдивские? – переспросил я. – Это где?

– Совсем в другом мире, – выдохнула она с благоговейным ужасом. – На другом конце света! Где-то посреди океана на той стороне планеты.

– Здорово, – сказал я, потому что в наборе моих алгоритмов было «как я тебе завидую», «молодец», «привези сувенир», еще две-три привычные фразы, но горечь жгла десны и разъедала язык.

Мальдивские острова, Москва, Нью-Йорк, арабские пустыни… Да какая разница? Ни тебе летающих автомобилей, ни туннелей в прекрасные миры, ни чудес техники… Только сводящий с ума грохот за окнами, только этот больной короткоживущий народ. Какие могут быть мысли о жизни вечной: день прожил – и то счастье среди мрущих от болезней, войн, недоедания, стрессов…

Она вошла в комнату, на ходу скосила глаза в зеркало на стене, мгновенно преобразилась: спина ровнее, грудь вперед, живот втянула, даже губы сразу стали краснее, а брови лукаво изогнулись.