Роман Глушков - Угол падения

– Ты получишь ее, как только я выкуплю тебя у Платта, – пообещал я. – Дай только срок разобраться с насущными проблемами, и увидишь – все образуется. Мы еще погуляем с тобой по Бульвару, когда перезапишем наш загрузочный код в нормальный человеческий М-дубль.

– Забудь об этом, брат, – невесело отмахнулся Людвиг. – То, что я собираюсь сейчас сделать, станет последним делом в моей трижды проклятой жизни. В свое время Платт доходчиво разъяснил мне, что случится, если я хотя бы раз ослушаюсь его приказа. Один такой проступок, и загрузочное досье Арсения Белкина будет уничтожено. А Морган свое слово держит, не сомневайся. Когда-то он заложил в меня столько ограничительных директив, что сегодня, наверное, и сам не помнит, какая из них за что отвечает.

– Погоди, брат, не торопись! – не на шутку встревожился я. Перспектива вновь потерять только что обнаруженное собственное досье, причем уже безвозвратно, меня совершенно не прельщала. – Зачем вот так, бездумно, рубить сплеча? Танатоскопированные досье, они ведь как нервные клетки – не восстанавливаются. Давай еще хотя бы пять минут обмозгуем это дело! Может быть, вдвоем нам удастся найти оптимальный выход из нашего дерьмового положения. Ты же нарушил приказ, доставив меня сюда, и ничего – пока жив и здоров. Значит, и тут возможно выработать какой-нибудь компромиссное решение.

– Твое появление в Поднебесной – это не нарушение приказа, а всего лишь не оговоренная с хозяином моя служебная инициатива, – отрезал Белкин Первый. – Такое в моей работе иногда допускается. Но только не в случае с саботажем вашей транспортировки адресату. Здесь правила очень строгие и бескомпромиссные. А выход у нас один, брат: ты возвращаешься в Менталиберт и продолжаешь жить, а я возвращаюсь в небытие. Разумеется, я прекрасно тебя понимаю: встретив меня, ты обрел надежду на бессмертие и практически тут же ее утратил… Но рассуди трезво, у кого из нас двоих действительно есть в жизни смысл? Неужто будет справедливо, если ты – свободный человек – сгинешь в Черной Дыре без права на воскрешение, а я продолжу коптить здесь небо, прислуживая этому ублюдку, витающему в своих безумных грезах? А так, брат, у тебя останется пусть одна-единственная, зато полноценная жизнь, которой ты будешь дорожить, как той настоящей жизнью, какой лишился почти полвека назад… Ладно, не будем больше терять времени. Был рад с тобой повидаться, и спасибо за лучшую ностальгическую минуту в моей жизни, которую ты мне подарил. Прощай, брат…

– Нет-нет, постой!.. – не унимался я, но Людвиг больше меня не слушал. Он обхватил клешней крайний прут решетки и провернул его в пазах примерно на пол-оборота. После чего быстрыми привычными манипуляциями проделал то же самое с четырьмя соседними прутьями. Где-то за стенами карантинного блока раздалась аритмичная серия щелчков, словно некто вращал там колесо старинного сейфового замка, набирая на нем нужный код. Судя по звукам, замок тот был весьма внушительным. Вслед за этим задняя стена нашей камеры пришла в движение и начала перемещаться со стремительной скоростью. Мы как будто сидели в большой коробке без одной боковой стенки, а тот, кто нас туда загнал, перекрыл выход плоской крышкой и теперь водил ее по кругу, притирая для лучшего прилегания к торцам стенок. Крышка обладала изрядной шириной и к тому же походила на лоскутное одеяло, сшитое из клочков материи всех мыслимых и немыслимых оттенков. Перед нами мельтешил такой цветовой хаос, что, будь я эпилептиком, уже через полминуты забился бы в припадке. Перегородка двигалась относительно закрытого ей проема вверх, вниз, вправо, влево, а также по диагоналям, меняя курс с непредсказуемой частотой. Порой в калейдоскопе цветов мне виделись мельком различные объекты: горы, моря, современные города, старинные замки. Все они накладывались друг на друга, как тасуемые карты, и лишь усугубляли безумие, творившееся от нас на расстоянии вытянутой руки.

Я решил было, что эти смутные образы мне лишь почудились, как чудятся порой подобные вещи в игре света и тени. Но когда движение аляповатого полотна прекратилось и его очередной «лоскут» замер у нас перед глазами, оказалось, что за всем этим и впрямь скрывается не просто М-эфирная абракадабра. Теперь вместо задней стены в карантинном изоляторе открылся выход на неширокий – шагов пять в ширину, – но длинный мост, переброшенный через бездонную пропасть. Местность вокруг была укутана пеленой густого тумана, но, судя по изысканной старинной архитектуре каменного моста, я бы предположил, что квадрат за пределами нашей камеры имитирует европейские реалии. Впрочем, для нас это не имело никакого значения, и даже очутись я и Викки на вершине Эвереста, вряд ли мы уделили бы созерцанию окрестных пейзажей даже мгновение нашего драгоценного времени.

Я обернулся, желая уточнить у Людвига, действительно ли он открыл выход в транзит-шлюз, однако позади нас уже не было ни решетки, ни стоящего за ней робота. Только сплошная гладкая стена, аналогичная той, что еще полминуты назад находилась на месте уходящего в туман средневекового моста. Обернувшаяся вслед за мной Кастаньета даже отпрянула – настолько неожиданным оказалось для нее исчезновение моего экстравагантного родственника.

– Все-таки твой брат тебя не послушал, – заметила Викки, постучав кулаком по перегородке, возникшей на месте стальных прутьев. – Сочувствую… Ну а теперь, может, пойдем отсюда, пока проход не закрылся?

– Да, идем… – тяжко вздохнув, согласился я и добавил, обращаясь к исчезнувшему Людвигу: – Прощай, брат. Сомневаюсь, что я на твоем месте пошел бы ради кого-нибудь на такую жертву. А тем более ради какой-то жалкой копии самого себя…

Время поджимало, и мы, выйдя из камеры на мост, припустили по нему, словно угорелые. Едва я, бегущий следом за Викки, покинул карантинный блок, как позади нас моментально возникла отвесная каменная стена, уходящая ввысь и растворяющаяся в тумане. Наш край моста просто примыкал к ней и упирался в глухой тупик. Не знай мы о том, что преграда способна появляться и исчезать по воле здешних хозяев, сочли бы «тупиковый» мост шуткой какого-нибудь М-эфирного архитектора.

Только нам было сейчас вовсе не до шуток. Морган затем и отделился от Менталиберта шлюзовой камерой, чтобы при попытке незаконного проникновения заблокировать злоумышленника с обеих сторон, отрезав ему путь к отступлению. Задержавшись в транзит-шлюзе, мы не только рисковали отправиться в конечном итоге в квадрат Палермо, но и лишили бы самопожертвование Людвига всякого смысла. Что сделало бы наше поражение вдвойне горьким. Поэтому мы пересекали мост так, будто за нами все еще гналась орда разъяренных орков, которые наверняка давно уже сгинули в жерле Черной Дыры.