Роман Глушков - Угол падения

– Спасибо за предупреждение. Мы непременно его учтем, – поблагодарил Тремито, покосившись на побледневшего Демиурга, коему было заказано мечтать о повторном М-дублировании личности. – Ваш совет заставит нашего пилота быть вдвойне осторожным. А теперь, если не возражаете, я хотел бы вернуться за своими коллегами и проконтролировать, чтобы они взяли с собой все необходимое оборудование. Вы же пока не сочтите за труд подготовить для нас транспорт. До встречи через час, мистер Платт.

Аглиотти поднялся из кресла и подал знак помрачневшему Ньюмену, чтобы он следовал за ним к выходу из квадрата – обычной парадной двери, что вела из офиса креатора в транзит-шлюз Поднебесной – единственный имеющийся на Утиль-конвейере вход для посторонних. Подключиться к нему можно было лишь посредством узконаправленного ментального импульса, частоту которого предоставила де Карнерри та же компания «М-Винчи».

– Мистер Маранцано! – окликнул хозяин направившегося к выходу гостя. Доминик остановился и, обернувшись, вопросительно взглянул на Моргана. – Прошу простить излишне любопытного старика, но могу ли я задать вам напоследок парочку вопросов личного характера?

– Да ради бога, – пожал плечами Тремито, довольный результатами едва не сорвавшейся встречи и потому не видевший причины отказать креатору в маленьком одолжении. Одной ложью больше, одной меньше – велика ли разница?

– Знаете, мистер Маранцано, несколько лет назад я очень внимательно следил за судьбой Мичиганского Флибустьера, – начал мусорщик. Доминик настороженно прищурился, пытаясь догадаться, какого рода вопрос сейчас последует. – Обычная стариковская блажь; нечто вроде хобби: следить за тем, как вершится правосудие над самыми одиозными злодеями современности, и размышлять, к кому из них Господь проявил наибольшее милосердие.

– Понимаю, – с вежливой улыбкой кивнул злодей. – У моего брата тоже есть весьма странная привычка: сидя в туалете, разгадывать кроссворды. Причем только там и нигде больше. И так уже на протяжении двадцати лет. Говорит, что ему это здорово облегчает… финальную стадию пищеварения. Странная взаимосвязь, не находите? Но так уж устроен мир: у всех нас, если присмотреться, найдется своя причуда. А у многих и не одна.

– Да, о чем-то подобном я и толкую. – Возможно, Платт уловил иронию в словах Тремито, но предпочел не обижаться, поскольку еще не получил ответы на интересующие его вопросы. – Так вот, с того дня, как полиция взяла Доминика Аглиотти, и до его побега из камеры смертников тюрьмы Синг-Синг во время тюремного бунта я регулярно просматривал криминальные сводки и хорошо запомнил, как выглядит знаменитый сицилийский палач. И сколько потом я ни встречал в Менталиберте его М-дублей, могу с уверенностью сказать, что ваш – наиболее близкий к оригиналу.

– Забавное совпадение, – заметил Тремито. – Только что в нем любопытного? Из множества копий одна всегда получится удачнее остальных.

– Вопрос, который я хочу вам задать, мистер Маранцано, немного о другом, – продолжал креатор. – Почему из превеликого множества М-дублей вы выбрали для себя именно этот?

– А почему футболисты любят рисовать на своих касках и майках оскаленные морды драконов и тигров? – усмехнулся в ответ Доминик. После чего добавил: – Но если вас интересует психологическая подоплека моего поступка, могу сказать, что в свое время у меня тоже были нелады с законом. Конечно, не такие крупные, как у Мичиганского Флибустьера, но вполне достаточные для того, чтобы навсегда невзлюбить полицию. Однако, как работника службы безопасности, меня постоянно ассоциируют с копом, отчего я частенько выхожу из себя. Поэтому считайте мой М-дубль своеобразным протестом против тех ярлыков, какие на меня навешивают. Я могу идти или вас интересует что-либо еще?

– Только одно, мистер Маранцано, и не в меру дотошный старик от вас отстанет, – извиняющимся тоном ответил Морган. – Поражаясь невероятной схожести вашего дубля с настоящим Аглиотти, хотелось бы выяснить, насколько педантично отнесся к работе ваш креатор.

– Вот уже чего не знаю, того не знаю, – развел руками Тремито. – Такие подробности я у него не уточнял.

– На самом деле это очень легко определить, – пояснил Платт. – Многие журналисты, кому довелось снимать Флибустьера в камере смертников, отмечали, что он не выпускает из руки круглый образок какого-то святого. Неизвестно, кто первый пустил слух, что приговоренный к смерти Аглиотти начал усердно молиться Деве Марии, но только этот факт настолько прочно втемяшился в журналистские головы, что никто потом даже не попытался его перепроверить. А зря. Будь репортеры хотя бы чуть-чуть дотошнее, они легко убедились бы, что все как один заблуждаются. И притом очень сильно… Вы заинтригованы, мистер Маранцано?

– Ничуть, – ответил Тремито, хотя ухмылка, с которой он отвечал на предыдущий вопрос, сошла у него с губ, едва креатор заикнулся о подмеченном репортерами «образке». – Мало ли, кому мог молиться перед казнью Мичиганский Флибустьер. Говорили, будто бы он вообще никогда не давал интервью. Поэтому можно сколько угодно спорить, что было изображено у него на иконе, – эта тайна давно ушла с ним в могилу. Но если вас интересует, ношу ли я в Менталиберте какой-нибудь медальон, отвечу – да, ношу. Но только не с иконой, а с фотографиями моей жены и дочери… А теперь прошу извинить, мистер Платт, но мне пора идти заниматься своей работой. Возможно, когда я закончу ее, у нас с вами найдется минутка поболтать о том, о сем, но сейчас у меня элементарно нет на это времени.

– Да-да, конечно, мистер Маранцано, – замахал руками мусорщик. – Это не вы, а я должен просить у вас прощения за чрезмерную назойливость: вы пришли ко мне по делу, а я донимаю вас глупыми расспросами. Всего хорошего. Возвращайтесь через час. Мой «Блэкджампер» уже будет вас ждать…

– …А ведь мистер Маранцано нам солгал, Людвиг, – заметил Морган Платт стоящему от него по правую руку роботу и указал тому на голографический монитор. – Взгляни-ка на это. Очень любопытно, не так ли?

Стальной Людвиг, напоминающий водруженный на гусеничное шасси скелет человека с отпиленными ногами, промолчал, хотя и умел говорить. Похожая на глухой рыцарский шлем с подсвеченной изнутри щелевидной прорезью голова робота повернулась в направлении монитора, да так и осталась в этом положении, ибо дальнейших приказаний от хозяина не поступило. Морган был поглощен своими исследованиями, непонятными для кибернетического телохранителя, сделанного по образцу тех человекоподобных машин, какие в изобилии выдумывали фантасты второй половины двадцатого столетия.

На дисплее находилось два изображения. Оба представляли собой портретные фотоснимки одного и того же человека, только на первом кадре он был запечатлен в реальном мире и довольно давно, а на втором – в образе М-дубля, снятого не далее как десять минут назад. Настоящий человек был одет в распахнутую арестантскую робу и шел со скованными цепью руками и ногами по тюремному коридору в сопровождении двух охранников, маячивших у заключенного за спиной. М-дубль сидел в кресле, а его фотография была сделана при помощи рентгеновского сканера. Арестанта звали Доминик Аглиотти, а его М-эфирный двойник представился Моргану как Игнасио Маранцано.