Дмитрий Янковский - Властелин вероятности

Только Анечка знала, что он не умер по-настоящему. Ведь он знал, наверняка знал, для чего делал дудочку, он знал, что не умрет, а просто станет Ветром, тем самым волшебником, который всегда и от всех ее защитит.

Он ведь всегда выполнял обещания.

Анечка стояла на коленях и плакала. Хотелось чуда, настоящего, как в сказке, как в детстве, но чудеса кончились в тот день, когда Тамара Васильевна сломала волшебную дудочку. Анечка верила, что дяди-Мишин подарок приносит удачу, поэтому часто брала его с собой в школу, но один раз Валерка с соседней парты забрал игрушку и стал дудеть на уроке. Анечка могла бы сказать, что дудочка ее, тогда бы ее отругали, даже вызвали маму в школу, зато дудочку бы отдали. Но Анечка побоялась и промолчала, а Тамара Васильевна разозлилась, переломила тростинку и выбросила в окно.

Потом Анечка плакала по ночам, представляя, как могла бы встать и признаться, но вернуть уже ничего было нельзя. Она даже болела несколько дней. Тогда мама рассказала ей о боге, который помогает всем без всяких там дудочек, главное – лишь верить в него и выполнять несложные правила. Анечка поверила, но сейчас поняла – что-то фальшивое было в этой вере, что-то слишком легкое, а потому изначально неискреннее. Словно она пыталась купить чудо за веру и те самые несложные правила.

А ведь в детстве, на крыше дедушкиного дома, все было иначе. На дудочке нельзя было просто играть, нельзя было лишь дуть и тупо переставлять пальцы. Нужно было раствориться в мире, стать им полностью – целым, огромным, пронизанным ветром, и тогда он давал то, чего не хватало маленькой девочке: надежду, светлую капельку в грусть и радость будущих взлетов.

Не вставая с колен, Анечка достала из-за пояса флейту и поднесла к губам. Первый звук вышел неловким и тихим, но второй получился полнее, а за ним, словно жемчуг на нитку, начала нанизываться простенькая мелодия. Девушка зажмурилась и продолжала играть. В ней, как давным-давно, крепла позабытая вера в чудо.

Вдруг воздух ожил, зашуршали листья, по коже пробежал ласковый холодок. Ветер напрягся и дунул сильнее, вороны хрипло закаркали и, тяжело хлопая крыльями, взвились в пронизанное солнцем небо. Анечка обернулась, сжав флейту в руке.

По аллее прямо к ней шел молодой человек. Ворот светлой рубашки распахнулся навстречу ветру, темные волосы развевались густыми прядями. Казалось, что ветер, как пушистый котенок, бежит у его ног.

Он был точно как дядя Миша – похож удивительно, только моложе, чем Анечка помнила дядю. Сердце застучало от необъяснимого предчувствия, мир в глазах на секунду померк, и, когда она открыла глаза, незнакомец уже держал ее за руку.

– Ты красиво играешь, – мягко улыбнулся он. – Не плачь. Что случилось?

– Мне плохо, – призналась Анечка.

– Не знаю, что с тобой произошло, и ты можешь не говорить, но я не хочу видеть слезы у тебя на щеках. Можно тебе хоть чем-то помочь?

– Не знаю. Может быть.

Анечка задумалась, взвешивая, что можно говорить, а что нет. Однако факт чудесного появления незнакомца сам по себе был столь удивительным, что вызывал желание довериться этому человеку. Может, потом и придется жалеть, но сейчас за предложение помощи хотелось ухватиться, как утопающему за обломки разбитого корабля.

– Мне негде переночевать, – шепнула она, опустив глаза от стыда за собственную беспомощность.

Незнакомец оглядел ее с головы до ног, остановился взглядом на флейте.

– Ты непохожа на бездомную. Ладно. Меня зовут Сергей. Пойдем ко мне, место найдется.

Ветер не переставал резвиться.

Анечка сомневалась еще пару секунд.

– Ты правда хочешь помочь? Просто так?

Сергей кивнул. Листва шумела над его головой, как море.

– Тогда пойдем, – решилась девушка. – Если честно, я сегодня не в состоянии ничего решить, а завтра наверняка что-то придумаю. На одну ночь. Я свернусь где-нибудь в уголочке.

– Нет проблем. – Сергей двинулся вдоль клумбы, заросшей диким ковром цветов.

Ветер путался у него под ногами. Новый знакомый повел Анечку по дорожке, и они вышли в густую аллею – заросшую, древнюю и очень сырую. Неба не было видно за сплошной крышей листвы. Точнее, ничего не было видно – темный коридор из стволов, ветвей и плюща. В конце неясно серел выход, и, когда они добрались до него, им пришлось протиснуться в узкую арку и сразу свернуть направо.

Шум улицы остро коснулся ушей.

Дом Сергея был чудноват, как и многие старые дома в Питере. Крышу его венчала большая мансарда.

– Вот там я и живу, – подняв голову, сказал новый знакомый.

– Прямо наверху?! – удивилась Анечка. – Там должно быть неплохо.

– Да. Тебе понравится.

– Откуда ты знаешь?

– Скорее предполагаю.

Они долго поднимались по серой шахте лестницы, слушая, как гудит в ней сквозняк и эхо повторяет шаги.

Квартира тоже встретила их сквозняком. Захлопала штора.

– Я не люблю закрывать окна, – извиняющимся тоном сказал Сергей. – Зима для меня – мука. Зато как только наступает весна – у меня все настежь. Но если хочешь, я закрою.

– Нет-нет! – воскликнула Анечка. – Мне нравится! Словно ветер не дует здесь, а живет.

Сергей улыбнулся:

– Может быть, и так. Тапочки под вешалкой, – разуваясь, подсказал он.

Коридорчик прихожей продолжался и превращался в небольшую кухню. В открытую дверь была видна светлая комната с огромным, почти во всю стену, окном с балконом. Вернее, из окна можно выйти прямо на крышу, где была небольшая площадка, похожая на балкон.

Пол в комнате устлан квадратами тонких циновок – одна к одной, от плинтуса до плинтуса. В торцевой стене незаметно пристроился шкаф с раздвижными дверями. Белые стены создавали ощущение пространства, а размашистые картины без рамочек изображали бамбук, журавлей и обезьян, которые ловят ниточки лунного света. Мебели почти не было, только стеллаж, уставленный деревянными статуэтками пляшущих стариков, и низенький столик с вазочкой посередине. Один диван. Тоже низкий, почти матрац.

Сергей заметил, что Анечка беспокойно огляделась, и добавил:

– Ты не стесняйся меня. Ляжешь на диване, а я на полу перебьюсь. Я люблю спать на циновках. Кстати, можешь положить флейту на стеллаж. Если хочешь.

Анечка подумала, что, должно быть, очень глупо выглядит. Она протянула руку и положила флейту под ноги одному из пляшущих стариков.

На стене висел японский меч в черных матовых ножнах, оплетенная кожаным шнуром рукоять затерлась от частого хвата. Раньше Анечка была уверена, что самурайские мечи изогнуты, как сабля, такими их показывали в кино. Изогнутыми и с круглой бронзовой гардой. Но у этого гарда была квадратной и черной, а сам он, судя по ножнам, прямой, словно шпага.

– Сейчас я включу тебе горячую воду, – сказал Сергей.