Дмитрий Янковский - Властелин вероятности

– Мне самому захотелось, – отшутился он.

– Так не бывает. – Анечка шагнула на бордюр у самой дороги. – Иногда мне кажется, что ты просто читаешь мои мысли. И мне неловко от этого. Потому что я тебя совсем не знаю.

– Нет, читать мысли я не могу. – Сергей догнал ее и двинулся рядом.

Она раскинула руки, стараясь не наступать на стыки бордюрных камней. Получалось плохо – некоторые шаги приходилось делать либо совсем короткими, едва не теряя равновесие, либо неудобно длинными. Сергей подумал и добавил, словно решившись:

– Просто у меня жизнь такая была. Поневоле научился чувствовать то, мимо чего другие проходят не замечая.

– А как ты понял, что ограждение грохнется?

– Сказать честно или чтоб было красиво?

– Лучше честно.

– Тогда не знаю. Просто у меня иногда бывает предчувствие, хорошее или плохое. Я привык ему доверять и еще ни разу не ошибся. Будто кто-то нашептывает мне на ухо. Если бы ты знала, сколько раз мне это спасало жизнь.

– Ага, значит, жизнь у тебя была полна опасностей и приключений? – с улыбкой обернулась к нему Анечка.

– Что-то вроде того. Скучно не было.

– Забавно. Дай-ка я попробую угадать. Ты был ментом.

Сергей улыбнулся и покачал головой.

– А, поняла! Пожарником! Это у тебя профессиональное чутье, знать, когда что-нибудь с крыши грохнется.

– Холодно, – рассмеялся он.

– Не хочешь, не говори. Куда мы теперь? Я не хочу домой. Мне не хочется, чтобы эта ночь кончалась.

– Заметано! – Сергей взял ее за кончики пальцев. – Ты не боишься ходить ночью по кладбищу?

– Не знаю. Ни разу не пробовала. Знаешь, я хотела тебя спросить, раз уж мы все равно гуляем… Ты не мог бы отвести меня в тот парк, где мы встретились? Мне кажется, это где-то рядом.

Она оглянулась, чувствуя непонятное волнение.

Сергей остановился.

– Знаешь, сегодня это могло бы получиться, но это не так просто, как может показаться. Чтобы было понятнее, я расскажу тебе одну историю. Она довольно длинная, но тебе понравится. Я уже говорил, что в моей жизни случались необычные вещи, которые я до сих пор не могу объяснить. Они давали мне опыт, приоткрывали завесу над неведомым. Это началось очень давно, я был тогда совсем маленьким. Представляешь, первым моим воспоминанием оказался праздничный торт, на котором мама сгущенкой вывела цифру «пять». Это как раз и был мой день рождения. А на следующий день маме позвонили, и очень скоро к дому подъехал военный «уазик». Нас повезли на военный аэродром, мы сели в транспортный самолет, долго летели над морем и сели в городе, где жил мой отец.

…Танечка Грибова позвала меня с улицы, и я вышел на балкон. Жарища была, как всегда в апреле, когда ветер дует из пустыни, – открываешь балконную дверь, а из нее пышет, будто из духовки.

– Привет! – махнула она мне рукой.

Как и у всех детей в «русском доме», типовой пяти-этажке в четыре подъезда, кожа у нее была цвета военного шоколада, который отец приносил со службы. Этот шоколад я любил – не лакомство, не для девчонок. Настоящий военный паек, грубым куском, а не плиткой, завернутый в толстую мятую фольгу. На Танечке из одежды были лишь трусики, панама и сандалеты, как и у всех ребят, – в такую жару просто невозможно было надеть еще что-то.

– Привет! – Я облокотился о раскаленную полоску перил, но тут же отдернул локти. – А где Лешка и Ксюша?

– Их доктор застукал с Фазилькой и Ахматом, прописал гору митаминок и посадил под домашний арест. Ты выйдешь?

– Да.

Первый этаж – невысоко. Я надел шорты, чтоб с карманами, сандалеты, кепку, всю в полумесяцах, перемахнул через перила и спрыгнул в сухую траву.

– Погнали на водокачку? – спросил я Танечку.

– Давай. Еще дядя Ясель скоро привезет вату. У тебя есть денежки?

Я с гордостью вынул из кармана пять желтых монеток с угловатыми орлами и арабской вязью по окружности.

– Ого… – уважительно сощурилась Танечка. – Давай купим, а потом на водокачку.

– Давай. – Мне было жалко денег, но мама говорила, что о девочках надо заботиться.

Мы обежали дом и вышли во двор, куда выходили подъезды всех трех «наших» пятиэтажек. Там, как обычно, ходили козы, оставляя в пыли черный горошек какашек. Они рылись мордами среди мятых картонных коробок и отмахивались хвостами от мух, но те их все равно донимали, и козы жалобно блеяли. Дядю Яселя, как всегда, было слышно издалека, потому что он звонил в колокольчик, когда вез свою тачку со сладкой ватой и ледяной кока-колой в стеклянных бутылочках с талией.

Мы рванули через двор, на ходу выкрикивая:

– Дядя Ясик привез свой тарантасик!

Правда, слушать было некому – пойманные за игрой с арабчатами друзья томились в прохладных застенках квартир, а у остальной мелюзги денег на вату не было.

Дядя Ясель вкатил тележку во двор и стал громче прежнего названивать в свой колокольчик. Мы подбежали, даже на такой короткой дистанции обливаясь потом.

– Маркаба, валад! – поздоровался дядя Ясель.

– Маркаба, – ответил я, подыскивая подходящие слова на арабском. – Мэ уа самат.

И пальцами показал «два».

Дядя Ясель понял – он почти всегда понимал, что говорят дети. Откупорил две бутылочки кока-колы и дал два пакетика голубой ваты. Я протянул все деньги, забрал покупки и отдал Танечке ее долю.

– Фулюз, – напомнил дядя Ясель и протянул сдачу.

– Шукран! – хором поблагодарили мы и направились к водокачке.

Там можно было купаться. Не всегда, конечно, только когда дежурил старый немой араб – он давал детям плескаться в отстойнике.

– Ты знаешь, кто там сегодня? – спросил я у Танечки.

– Нет. – Она пожала плечами и развернула сахарную вату с вплавленными в нее голубыми горошинками.

Мы дошли до края двора, наслаждаясь тающей во рту карамелью и пузырящейся влагой. Дальше ходить было нельзя, это был наш край ойкумены. Только для нас – семилетних жителей «русских домов». Невидимая, но явственная граница. Зато в обратную сторону можно было ходить гораздо дальше, за дорогу, за дальний дом, и даже добираться до небольшой пальмовой рощицы. Оттуда было видно «наши» дома и слышно, если мама позовет к обеду. Еще дальше была пустыня.

Но на самом деле мы всегда заходили за край. Каждый день. Главное было не попасть на глаза доктору. В этом и был главный смысл всех наших прогулок – зайти за край и найти там что-нибудь новое. Мир за краем был невероятно огромен, непонятен и сильно отличался от всего, что говорили родители. В нем не было красных стен Кремля, Первомая, дедушки Ленина и грозного министра обороны, который то и дело высылал из Советского Союза приказы, из-за которых отца почти не бывало дома.

Зато в нем было столько всего… Время от времени мы назначали разведчика из тех, чьих родителей не было дома, чтобы раньше времени не поднялся шум и чтобы можно было, не шатаясь толпой, найти что-нибудь интересное. Доктора в такие часы мы брали на себя, добровольно заходя к нему в квартиру за кислющими «митаминками». Сегодня родителей не было ни у меня, ни у Танечки, но и прикрыть нас было некому, поэтому мы нерешительно остановились на невидимой черте, проведенной между нами и миром.