Алексей Калугин - Линкор «Дасоку»

– Конечно.

– Вы знаете, кто сегодня вахтенный офицер?

– Вы, Нори-сан.

– Я считаю лишним напоминать вам, Горбатов-сан, что в ваши обязанности не входит внесение изменений в меню, утвержденное вахтенным офицером. – Нори полагал, что, несмотря на всю свою толстокожесть, русский должен был почувствовать заключенный в этой фразе сарказм. – Но, если вам вдруг по какой-то причине захотелось это сделать, почему вы не обратились ко мне, как к вахтенному офицеру?

– Не хотел беспокоить вас по пустякам, – как ни в чем не бывало, ответил Горбатов. – У вас, как у вахтенного офицера, дел и без того, должно быть, выше крыши.

– Вы считаете, что питание личного состава боевого корабля императорского флота – это пустяк?

– Нет, я так не считаю. Поэтому и предложил внести изменения в меню.

Нори задумался. Как следует задумался. В том, что говорил русский, по всей видимости, крылась какая-то своя, в меру извращенная логика. Но бортинженер правого края «Дасоку» не мог ее постичь. Не мог, как ни старался. Это был коан, доступный только русскому.

– Кто это приготовил? – взглядом указал на тарелку с остывающим борщом Нори.

– Я, – ответил Горбатов.

– Вы лично?

– Нет, конечно. Я всего лишь помог старшему повару Хатиро составить программу для кухонного автомата и подобрать соответствующие продукты.

– Понятно, – Нори обратил внимание на то, что до сих пор держит в руке ложку, которую вручил ему русский, и сунул ее в тарелку с борщом. Красивая горка сметаны в центре красноватого озерца начала оплывать. – У вас есть сертификат повара, господин Горбатов?

– Нет.

– В таком случае какое право вы имеете готовить пищу для личного состава боевого корабля императорского флота?

– Я умею готовить, – ничуть не смутился русский.

– Этого недостаточно, – с укоризной покачал головой Нори.

– Разве? – искренне удивился Горбатов.

– Если вы любите готовить, господин Горбатов, вы можете угощать своей стряпней родных и друзей. Но для того, чтобы готовить пищу…

– …для личного состава корабля императорского флота, – продолжил русский.

– Совершенно верно, – кивнул Нори. – Для этого нужно иметь сертификат дипломированного повара.

– Ну если вас только это смущает, господин Нори, то никаких проблем, – улыбнулся Горбатов. – Как прилетим на Старую Одессу, я предоставлю вам сертификат.

При чем тут Старая Одесса, хотел было спросить Нори. Но вместо этого задал другой вопрос:

– Так у вас все же есть сертификат?

– Нет, – Горбатов взял со стола шкварницу и покрутил ручку, чтобы убедиться, что шкварок внутри не осталось. – Но на Старой Одессе у меня есть приятель, который за пару часов любой сертификат нарисует так, что от настоящего не отличишь.

Смысл сказанного не сразу дошел до Нори. А вот когда дошел, тогда Нори и взорвался:

– Да вы сами-то понимаете, что говорите, Горбатов-сан?! Вы собираетесь воспользоваться поддельным документом да еще и меня хотите сделать соучастником преступления!

– Не вижу состава преступления, – невинно удивился русский.

– Любая допущенная вами ошибка могла бы стать причиной тяжелейшего отравления всего экипажа!

– Отравиться борщом? – Горбатов озадаченно почесал затылок. – Нет, ну я еще понимаю, грибами там или рыбой несвежей… Но – борщом?

– Горбатов-сан! – Вахтенный офицер Нори поднялся, одернул куртку и поправил на поясе меч. – Я обязан доложить о вашем самоуправстве капитану.

– Капитану Сакамото? – Лицо Горбатова расплылось в улыбке. – Так он уже обедал. Борща две тарелки съел. Понравилось. Сказал, что на Старой Одессе непременно себе шкварницу купит.

– Все ясно, – мрачно изрек Нори и развернулся на каблуках в направлении выхода.

– Господин вахтенный офицер! – окликнул его русский.

Нори обернулся.

– А как же борщ? – Горбатов указал на нетронутую тарелку. – Вы ж даже не попробовали!

– Спасибо, Горбатов-сан, я не голоден, – сухо ответил бортинженер правого края.

Голода он, и в самом деле, не чувствовал. Должно быть, голод нейтрализовала злость.

– Так это ж только звери едят, когда голодные, – произнес у него за спиной выдававший себя за повара русский. – А мы ж с вами люди разумные. Или как, господин вахтенный офицер?..

Нори вылетел коридор и впервые в жизни пожалел, что дверью сёдзи нельзя хлопнуть, иначе бы он сделал это с превеликим удовольствием.

Нори был недоволен. Крайне недоволен тем, что происходило на «Дасоку». Нори был возмущен… Да что там! Бортинженер правого края Окато Нори был взбешен! Как никогда в жизни! И все из-за того, что он никак не мог понять, как, каким образом четверо русских криогенщиков всего за неделю внесли полный разлад в четко отлаженную, работающую, как часовой механизм, систему несения службы на линкоре императорского флота?

Ответить на этот вопрос вахтенный офицер Нори не мог, но он был обязан обозначить проблему. Поэтому, восстановив дыхание и приведя мысли в относительный порядок, Нори включил персональный коммуникатор.

– Господин капитан, мне необходимо срочно с вами переговорить. Дело крайней важности и не терпит отлагательства.

– Вы уверены в этом, Нори-сан? – Явное сомнение в голосе Сакамото.

– Да, господин капитан! Вопрос касается нашей безопасности.

– Ну, что ж… Я у себя в каюте, заходите.

– Да, господин капитан.

Нори выключил коммуникатор и не пошел, а побежал к лифту – так ему не терпелось выложить перед капитаном все, что накипело.

Только на подходе к каюте капитана Нори замедлил шаг – негоже являться на глаза старшему по званию офицеру запыхавшимся.

Возле двери капитанской каюты Нори сделал глубокий вдох, медленно сосчитал до десяти и нажал кнопку зуммера.

Дверь беззвучно откатилась в сторону.

Нито кайса Сакамото не имел привычки допускать сослуживцев в свой внутренний мир, поэтому мало кто из офицеров «Дасоку» мог похвастаться тем, что бывал у него в гостях. Бортинженеру правого края Нори по служебной необходимости доводилось дважды заходить в каюту капитана. И всякий раз он восхищался аскетизмом и гармонией того маленького мира, что создал для себя в каюте Сакамото. Свернутая кровать в углу, рядом – портативный домашний коммуникатор и стопка информационных чипов. Нори не знал, что на них записано, но полагал, что это любимые книги капитана, среди которых непременно должны быть Ямамото и Кавабата. Чуть в стороне – низкий восьмиугольный столик, на котором можно и чай попить, и партию в сугороку оставить недоигранной, в дальнем углу – контрольный пульт, воспроизводящий показания наиболее значимых приборов из установленных на мостике. Из украшений – узкая полочка с прямоугольным кашпо, в котором зеленеет сосна-бонсай, рядом – старинный свиток с выписанным искусным каллиграфом иероглифом «кан» со слегка размазанными концами вертикальных линий.