Александр Громов - Менуэт Святого Витта

– Может быть, не сегодня? Извини, Зоя.

Уве пожал плечами – можно и не сегодня. Все равно. Было прекрасно слышно, как выступившая было вперед Зоя вздохнула с облегчением. И не подумала спрятать подальше свои чувства, стервоза.

– Ну так как насчет каната? – вкрадчиво спросил Стефан. – Никто не хочет? А в другие игры? Шарады, догонялки, еще что-нибудь…

Тихонько хныкала Юта.

«Колесом для них пройтись, что ли? Какого рожна…»

– Ну, смелее! Кто предложит?

Молчание.

– Да что же вы…

Из заднего ряда в передний пробился Людвиг.

– Мы не хотим веселиться.

«Так, – подумал Стефан. – Этот, по крайней мере, откровенно».

В один миг его охватило чувство беспомощности, и еще один миг он боялся, что не сможет с ним справиться. Такое бывало и прежде. Редко, но бывало, и Стефан ненавидел себя в такие минуты. Капитан не должен иметь сомнений, если он не тряпка и не деточка, готовая чуть что со слезами уткнуться в папочкин бластер. Команда, уличившая капитана в сомнениях, заслуживает другого капитана.

Пора было срочно выправлять положение.

– Ну раз так, – Стефан хлопнул в ладоши и вслед за тем сделал величавый жест рукой, – тогда к столу! К столу!..

Сопутствующая улыбка вышла тоже ничего.

Когда, повисев над берегом, угасли огненные шары и их дрожащее отражение в воде перестало обозначать контуры островка, сразу стало темнее, чем до фейерверка, а в том, что это был именно фейерверк, а не сигнал того, что их заметили, не усомнился никто. И стало заметно свежее. Западный берег был еще виден как неровная кайма, пришитая к горизонту, а восточный канул во мглу, лишь слабый фонарь под худым навесом на смотровой площадке донжона, ничего не освещая, висел неподвижно.

Все трое дрожали, сами не зная – от холода или от возбуждения, не замечая даже того, что дрожат. Пришлось помучиться с вычерпываньем, прежде чем лодку удалось вытащить на гранит подальше от воды. Киль был словно изжеван – ничего удивительного, что лодка шла трудно и рыскала. От лодки резко пахло – весь борт был заляпан густой черной жидкостью. Руки пачкались и скользили, а ноги не слушались. Йорис сделал попытку упасть у самой воды, и его пришлось подхватывать и тащить. Задыхаясь, успели вовремя. Слон совершил только одну слепую атаку на островок, оставил на камнях черные липкие комки и, тяжело соскользнув, ушел в озеро. На гранит набегали волны – в сотне шагов от островка бестолково колыхалась темная вода.

– По-моему, он приходит в себя, – заметил Питер. – Кто там хотел плыть к берегу? Догнал бы. А хорошо получилось… Теперь всегда буду плавать с бутылкой нефти.

Вера встряхнула фляжку – нефти осталось на донышке. Питер махнул рукой:

– Не важно. Можно будет использовать жидкую смазку, Диего сделает. Главное – теперь мы знаем, чего он не любит.

– Жаль, зажигалка утонула, – мстительно проговорила Вера. – Посмотреть бы, как он горит…

– Он бы нырнул, – встрял Йорис. С него текло, его окатило с ног до головы, и он выбивал зубами дробь. – А я ему веслом хорошо дал один раз…

– Все равно отлично придумала, – сказал Питер.

Это счастье, подумала Вера, что Питер рядом. Он никогда не оставит в беде, никогда не бросит. Счастье, когда страшное позади и он кладет руку на плечо – не Ронде, не Инге, а мне – тогда хочется закрыть глаза и сладкая дрожь бежит по телу. А еще хорошо, что немножко нефти все-таки удалось сохранить, и это тоже счастье и удача – Стефан со своей Маргарет, глаза ей выцарапать надо, не поверили бы на слово, да еще высмеяли бы.

– Это все ты, – солгала она. – Без тебя бы я не додумалась. Наверно, так и бросила бы фляжку, не откупорив.

– Какая разница, кто придумал! – великодушно сказал Питер.

– Я слышала, как ты кричал, – созналась Вера.

– А сделала по-своему. Не по-моему, а по-своему. Мы же люди. Кто я такой, чтобы решать за тебя?

Он обнял ее, но обнял и Йориса, что было неприятно, но необходимо, и трое озябших детей прижались друг к другу, потому что так было теплее. Водяной слон не ушел – в упавшей на озеро тьме его не стало видно, но слышно было, как он ворочается и хлюпает неподалеку.

– А вдруг до утра не уйдет? – спросил Йорис. Его колотило. Питер плотнее прижал его к себе.

– Уйдет, куда он денется. Ты у него хоть одну вакуоль видел? Я тоже нет. Он здорово голодный. Очухается и уплывет охотиться, а мы рванем прямо к берегу – рядом уже…

Они чувствовали себя победителями и болтали без умолку. Вера говорила, что слона рано или поздно придется убить, чтобы впредь плавать без опаски, и что надо уговорить Диего сделать какой-нибудь специальный дуст, а еще лучше слить в озеро окислитель из разведракеты, только от него, наверно, вся рыба заодно со слоном повсплывает кверху брюхом, но это не беда, коль скоро все равно придется переносить лагерь через водораздел. – Она говорила, а Йорис, забыв обиду, возражал или поддакивал, каждую минуту напоминал, как лихо он треснул амебу веслом – жаль, у нее нет мозгов и не может быть сотрясения, – и все порывался швырнуть камнем в хозяина озера, чтобы тот не чмокал зря под берегом; а потом Питер говорил о том, что будет завтра, и младшие молчали; а еще потом все трое весело издевались над водяным слоном. Они сидели на корточках, чувствуя, как под ними быстро остывает гранит, прижимались друг к другу и старались не думать о кошмаре холодной ночевки без спальников и теплой одежды, в промокших насквозь драных робах, на низком островке посреди недвижной воды. Они болтали обо всем и ни о чем, стараясь не вспоминать о мучившем всех голоде, о деликатесах, поглощаемых теми, кто, наверно, пирует сейчас в донжоне, о порции пищевой пасты, о гроздьях прозрачных сосулек в быстрых ручьях…

Фонарь на носу «Декарта» расплылся мутным пятном – с озера надвигался туман. Водяной слон не уходил. Медленно затекали мышцы. Трое голодных детей – три тени, невидимые в темноте и не видящие друг друга, – трое взрослых, чьему опыту могли позавидовать многие, – ждали. Они понимали, что придется заночевать здесь. Осенние туманы густы: пройдет полчаса, может быть, час – и фонаря не станет видно. Не стоит рисковать, плывя наудачу. Озеро не любит торопливых и глупых.

И еще они говорили о том, как раскричится Стефан, узнав о потере вещей. Пусть кричит. Они сделали то, чего еще никто не мог сделать. Не смог бы и Стефан. Они проникли на север так далеко, как еще никому не удавалось. Они нашли нефть за водоразделом. И они сумели вернуться.

А главное – они были победителями.

Они, а не он.

Оказалось, что у них уже все готово. Стефан сказал бодрую короткую речь, сегодня особенно стараясь не разводить тягомотину, и в речи выразил надежду на дружбу и взаимопонимание, а заодно еще раз поздравил Петру. К его удивлению, речь приняли нормально и даже скромненько поаплодировали. Тут же появилась и была торжественно развернута новая скатерть (Стефан и не подозревал о ее существовании), неизвестно когда и кем сшитая из лоскутов, выстиранная и выглаженная, и был застелен длинный стол, а вместо обычных мисок девчонки расставили настоящие фарфоровые тарелки (их не вынимали со дня празднования годовщины посадки). Правда, тарелки были разнокалиберные и в них оказалась все та же пищевая паста – сбалансированный корм, прозванный отрыжкой гарпии за вкусовой букет. Но сразу же, торопясь исправить впечатление, появилась Зоя, с трудом неся исходящую волшебным паром кастрюлю, и вдоль стола пронесся дружный стон.