Александр Громов - Завтра наступит вечность

Значит, просто-напросто попытаться использовать первый же удобный момент?

Я рванулся, как только Стерляжий на миг повернулся ко мне спиной. Шанс был невелик, но он существовал, и я боролся за него так долго, как только смог. Секунды три, наверное.

Они удержали меня, только навалившись вчетвером. Я явился с Клондайка, а они с «Грифа», им и на Луне-то было тяжеловато. Поодиночке я мог шутя заломать любого из них, не прибегая к боевому самбо, но вчетвером они были сильнее. А после того как меня кольнули иглой, со мной справился бы даже паралитик.

– В кресло его.

Меня потащили на эшафот. Это и впрямь было убийство, а никакая не казнь, самое обыкновенное убийство. Дело не в месте акта уничтожения – с тем же успехом меня могли тащить в подворотню, в темный, пропахший мочой подъезд, в прорубь…

И даже не просто убийство, а с ограблением. Меня убивали ради тела, чтобы отдать его этому недоноску, Святу. И сознавать это было мучительнее всего.

Я заплакал во второй или третий раз в жизни. На слезные железы парализующее снадобье никак не повлияло.

Жесткая спинка кресла. Давящий захват на черепе. Запах озона.

– Есть режим.

Ослепительный свет…

Тьма.

Снова свет – обыкновенный. Голос:

– Кто ты?

Чуть-чуть шевельнуть веками – вот все, на что я был способен. Иначе бы сказал им не только, кто я, но и кто они с их дурацкими шуточками.

Как будто нельзя было просто пристегнуть меня к креслу – обязательно обездвиживать! Побоялись запыхаться, сачки! Теперь сиди тут сиднем, как Муромец, отдыхай…

– Он не может говорить. – Голос Аскольда.

Слава тебе господи, дошло до жирафа.

– Что ж, подождем…

Они ждали, а я методично отсиживал себе филей. Надя молчала, Стерляжий иногда бурчал что-то себе под нос. Время от времени Аскольд брал мою руку, отпускал, и она падала с деревянным стуком. Эскулап какой! Я крепился и в мечтах проверял ему коленный рефлекс пудовой кувалдой. Прошла целая прорва времени, прежде чем я сумел моргнуть. Еще минута – и пошевелил кончиками пальцев. Поднатужился и скорчил рожу.

– Шевелится! – радостно доложил Аскольд.

– А по уху? – едва ворочая губами, попытался произнести я и почти произнес.

Наверное, Аскольд понял, потому что отшагнул.

– Кто ты? – наклонившись ко мне, спросил Стерляжий.

– А ты как думаешь? – вымучил я.

– Отвечай на вопрос.

– На такой дурацкий? Станет тебе Берш признаваться в том, что он Берш, как же! Нашел идиота.

– А что ты предлагаешь?

– Сунь пиявку за ухо! Или забыл ее на «Грифе»? Так сгоняй, я подожду…

– Оставь, – сказала Надя. – Теперь он действительно Свят.

– Да? – Стерляжий повернулся к ней. – Что-то не похоже.

– По-моему, все прошло штатно, – вступился за меня типчик.

– Он Свят, – подтвердила Надя. – Только ему немного стыдно. Оказывается, с ним и такое бывает.

Только она здесь понимала меня.

– Все-таки проверим, – сказал ей Стерляжий и обратился ко мне: – Знаешь, что это такое?

На свет из шкафчика появилась новая стопка компакт-дисков. Веером шлепнулась мне на колени.

– Неужели ментограмма Берша?

– Она самая. Единственный экземпляр. Валера, включи-ка печку.

Щуплый типчик, которого, оказывается, звали Валерой, кивнул и включил портативную электропечь. Зажегся индикатор, тихонько загудело.

– Гореть будет, вонять будет, – заметил я, морща нос-протез и кривя непослушные резиновые губы.

– Ничего, только расплавится, но это – конец майору Бершу. Встать уже можешь? Нет? Валера, тащи печь сюда. Дверцу открой. Ну, ты готов? Бросай.

Медленно и неуверенно, насколько позволяла ватная вялость во всем теле, я побросал в печной зев все десять дисков. И так же медленно пожал плечами:

– Ну и где логика? Если я Берш, зачем мне мой дубликат, когда вот он я, натуральный? А если я Горелкин, то тем более. Глупо…

Стерляжий не ответил. Только усмехнулся одними глазами.

– Он прав, это не проверка, – встрял Аскольд. – Элементарно же…

– Он – это кто? – спросил я его.

– Ты.

– А кто я?

Аскольд вздохнул и почесал переносицу.

– Ну… Свят.

– То-то, – сказал я. – Вообще-то я догадываюсь, чего от меня ждали. Эмоций, верно? Сделали из меня ликвидатора и хотели отследить: хищно обрадуюсь или впаду в истерику? Если то или другое – значит, Свят. Если каменная бесстрастность, то однозначно Берш, так? А мне наплевать! Я не убийца, а борец за существование, ясно?

– Насчет намерений ошибаешься, – пробубнил, хмурясь, Стерляжий.

– Значит, дело еще хуже? Никто не захотел пачкать руки, а тут как раз подвернулось заинтересованное лицо?

– Отстань, Свят.

– Ага, все-таки Свят!

– Другой бы на его месте сказал спасибо за реанимацию, – с явным осуждением проговорил Аскольд, в то время как Стерляжий молча отошел.

Мне хватило нескольких секунд, чтобы понять: он прав. И все они правы, эти люди, вернувшие меня к жизни и не дождавшиеся благодарности. Я никогда не был чересчур чувствителен, но теперь у меня второй раз за день защипало в глазах. Я твердо знал, что еще не раз объясню поступки этих людей голым рационализмом и радением об интересах Корпорации, но сейчас это не имело никакого значения – они родили меня вновь! И умница Надя была права: мне действительно было стыдно.

– Прости, – сказал я Аскольду, протягивая ему руку. – Вы все простите меня. Спасибо вам, друзья…

Аскольд-то руку пожал, и Стерляжий пожал, не побрезговал, зато Надя…

– Это тебе за хамство, – прошипела она, приближаясь и на ходу занося руку.

Оплеуха получилась что надо. В моей голове оглушительно выпалила царь-пушка и, судя по адскому звону в ушах, угодила ядром в царь-колокол. Меня едва не вынесло из кресла, да и Надя, не свыкшаяся еще с лунной тяжестью, вспорхнула с креном и ойкнула, пытаясь прервать полет.

– Я-то тут при чем? – жалобно возопил я, оглаживая онемевшую щеку. – Это все он, Плохиш! Меня и рядом не стояло! Мне что, еще и за него извиняться?

– Извини, перепутала, – любезно сообщила Надя, вновь утвердившись на ногах. – Ты здорово похож на одного урода.

– Ну спасибо!

Ступая мягко, по-кошачьи, она вновь подобралась ко мне с лицом загадочным – то ли влепит еще одну плюху, то ли наоборот. В смысле, не одну.

Оказалось совсем иначе. Ее губы прильнули к моим, и я поплыл, поплыл куда-то… К сожалению, все на свете когда-нибудь кончается. Надя слегка отстранилась и ласково погладила меня по щеке.

– С возвращением, Свят, – услышал я ее шепот сквозь медленно затихающий звон в ушах.

Насколько операция «Вибрион» бездарно провалилась в космосе, настолько же успешно она развивалась на Земле. Через считаные минуты после того как большая тарелка станции космического слежения приняла посланный мною с «Грифа» сигнал, спецподразделения быстро и без потерь захватили все четыре стартовые площадки – две в Москве, одну под Архангельском и одну в Ростовской области, причем, как вскоре выяснилось, руководство Корпорации наивно полагало, что о северной площадке ФСБ ничего не известно.