Александр Громов - Завтра наступит вечность

И что в результате? Топчи выгоревшую саванну, терпи жажду, глотай пыль, верти, как локатором, головой и стволом раскалившегося на солнце «абакана»… Одно хорошо: пока я здесь, я спокоен за оснастку. Патрон не пойдет наперекос, и рация Нади откажет не раньше, чем сядет батарея, и тогда мы включим рацию Аскольда…

Пот из-под кепи заливал лицо, противно щипало глаза. Наглая жирная муха, противно жужжа, то и дело садилась мне на лицо, и все мои плюхи доставались мне же – тварь успевала взлететь. Солнце мертво зависло в высшей точке, по-видимому, не собираясь начать спуск, и жарило вовсю. Черт возьми, договаривались же пережидать полуденную жару в тени какой-нибудь акации! Куда мы, спрашивается, тащимся, как полудохлые тараканы по противню?

Во рту не было слюны, чтобы смачно плюнуть на эту саванну. Будь я один, я бы давно свернул левее, где вдали угадывалась низина, и поискал бы там не до конца пересохший ручей – возможно, тот самый, что вытекал из покинутой нами котловины. Ах, какие родники били там у подножия сопок! Но Стерляжий, ориентируясь по солнцу и часам, упрямо вел нас строго на юг. Про себя я ругал его последними словами. Мало ли, что туда указывала стрелка! Откуда Песков мог заранее знать наивыгоднейший путь? Последнему дебилу должно быть ясно, а вот Стерляжему нет: Песков наметил направление ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО! Дурак он, что ли, чтобы пренебрегать водой? Человек ведь, а не верблюд. И не Стерляжий.

Невеликий запас стимуляторов кончился еще вчера. Вода еще бултыхалась на дне фляг – но пить на марше? Извините. Лучше плохо жить, чем хорошо умирать. Изредка я всухую облизывал потрескавшиеся губы сухим и шершавым, как у кота, языком. Толку – никакого. Быть может, босс распорядится устроить привал вон под тем деревом? Ничего дерево, раскидистое, тенистое…

Нет, проперся мимо…

Но даже если мы каким-то чудом обнаружим следы Пескова, думал я, прочищая нос от пыли, – какими они окажутся? Несколько выцветших тряпочек да хорошо обглоданных костей? Да и тех мы скорее всего не найдем…

Мы шли молча. Какие разговоры в таком пекле? О чем? Я по-прежнему был замыкающим и через каждые десять-двадцать шагов оглядывался назад. Никого там не было, даже стада копытных исчезли еще вчера. Хищники тоже держались поближе к воде. Лишь два грифа упорно кружились в горячем небе точно над нами. Наверное, у них было чутье не только на ослабленную добычу, но и на сумасшедшую.

А еще – и с великой тоской – я думал о том, что на Земле теперь январь. Вот бы очутиться в зимней продрогшей Москве, отломить сосульку, разгрызть ее, не жалея зубов, и всласть упиться ледяной влагой, постанывая от ломящей боли и жгучего наслаждения. Грязный городской снег, и тот сошел бы. А уж бутылочка холодного, прямо из холодильника пива – ух!..

А ведь мне не дали отметить Новый год! Шампанского бы выпил, холодненького…

Или лучше обыкновенного нарзана.

Воображение играло со мной в нечестные игры. Мне виделись спокойные синие озера, журчащие фонтаны и брызжущие водопады. Сверкающие айсберги приплывали на мой зов. Мне виделись всевозможные жидкости: от кальвадоса до дистиллированной воды в лабораторных бутылях. Пить… Я чувствовал себя, как упырь в осиннике, выросшем над месторождением серебра. Как быстро исчезает энтузиазм первопроходца! Только вода во флягах кончается еще быстрее. Сегодня мы еще можем идти вперед, но если завтра до полудня не найдем воду, нам останется либо повернуть назад, либо сдохнуть на радость стервятникам и мясным мухам. Мумифицироваться нам здесь не дадут.

Из-под ног прыскали ящерицы, а один раз Стерляжий едва не наступил на толстую змею. Мы решили не проверять, ядовитая она или нет, тем более что шипела она слабо, бросалась вяло и вообще, по-видимому, была близка к солнечному удару. Как и мы.

В очередной раз оглянувшись на ходу назад, я налетел на Надю. Она раздраженно дернула плечом. Стерляжий и Аскольд приглядывались к чему-то в выгоревшей траве. Неужели набрели на останки?

Быть не может.

– Что такое? – спросил я, еле ворочая языком. – Почему остановилась похоронная процессия?

Меня поманили рукой – никому не хотелось без нужды открывать рот. Н-да… Это были не останки.

– Колея, – констатировал я, не веря глазам. – Вроде тракторная.

Стерляжий наклонился к земле и стал очень внимателен.

– Может, тракторная, – сказал он, пощупав следы от траков, – а может, и танковая…

Насчет военной техники, особенно танков, меня не трожь. В танках я сек круто – еще школьное увлечение. Сам я не солиден, но уважаю солидные механизмы. Помню, у меня на столе и на шкафу стояло десятка полтора моделей, и мама ворчала, что…

Стоп! Какая мама, какие модели, какой шкаф! Это же ложная память, фальшивая, подсаженная… Пыль, мираж, колода крапленая. Я закусил губу. С другой стороны – зачем разработчикам личности Святополка Всеволодовича Горелкина внедрять в его память фальшивые сведения о танках? Проще внедрить настоящие.

Толку-то от них… Внедренных сведений все равно не хватало, чтобы определить тип машины по отпечаткам траков.

– Гусеницы узки, – сказал я. – Хотя, может, БМП или БРДМ… Ширина колеи того… для трактора широковата. Разве что экскаватор какой…

– Понять бы еще, куда он поехал – туда или туда? – сказал Стерляжий, яростно скребя отросшую щетину.

Колея тянулась с северо-запада на юго-восток. Была она старая, многомесячной давности, если здесь, как во всякой порядочной саванне, бывают периоды муссонных дождей. Кое-где колея заросла колючками; в иных местах, наоборот, раздавленная траками красная глина схватилась крепче цемента, не дав шанса прорасти никакому семечку – но и там никто из нас не брался определить направление движения неведомого механизма.

Я только пожал плечами и не удержался – победно взглянул на Аскольда. Мой соперник был посрамлен. Что, съел? Наплюй на любимый свой плиоцен – у него и название такое, что сразу плюнуть хочется. Никакая эволюция не породит животных на гусеничном ходу, слабо ей.

Постояли без толку. Витязи на распутье. Говорить никому не хотелось. Наконец Аскольд задвигал кадыком, с усилием проталкивая в горло ком вязкой, как столярный клей, слюны, и хрипло спросил о насущном:

– Прямо или вдоль колеи?

– Вдоль колеи, – с видимой неохотой решил Стерляжий и указал на юго-восток. – Больше шансов. Может, Ваня туда пошел…

– Или поехал, – зло добавил я, не выдержав. – На экскаваторе.

Начальство ничего не ответило – только пробуравило меня яростным взглядом. А я-то считал Стерляжего реалистом! Фантаст он, если надеется найти Пескова живым. Мечтатель, если надеется набрести хотя бы на его кости.

С другой стороны, в решении начальства был свой резон: местность к юго-востоку понемногу понижалась – и идти легче, и вода ближе.