Александр Громов - Уступчивые

Поверхность фронта здесь не менялась очень давно. Не линия никогда не затихавших надолго боев – именно поверхность, незримая, но реальная. Там, где кипели сражения эскадр, она прогибалась в ту или иную сторону, иногда ощутимо и стремительно, чаще медленными судорожными толчками, – но в этом секторе пространства она оставалась незыблемой вот уже несколько столетий. Периферия… Не главные силы и массированные удары соединенных флотов, не циклопические побоища – лишь стычки, стычки и стычки, укусы и отскоки, позиционное противостояние, крохи успехов и такие же крохи ежедневных потерь. Медленно вращающиеся, но очень широкие жернова.

О ближайшей планете Леман не знал практически ничего, хотя прежде не раз подлетал к ней достаточно близко, чтобы простым глазом разглядеть мутно-голубой диск. На планете никто не жил – кому придет в голову жить на линии фронта? Планета не представляла никакой ценности ни для Великой Лиги, ни для ренегатов. Как и большинство пилотов действующего флота, Леман знал о ней только то, что случайно попалось на глаза и застряло в голове, – пустые, никому не нужные обрывки сведений.

Землеподобная. Не сырьевая. Не обладающая ничем, что стоило бы защищать или отвоевывать в случае потери. Девяносто процентов поверхности покрыто океаном. Островов, кажется, нет совсем, материк всего один, расположенный на экваторе, но тем не менее обледенелый и предельно негостеприимный. Атмосфера вроде бы кислородно-аргоновая, плотная, неспокойная и достаточно протяженная. В последнем Леман сейчас убеждался на практике.

Энергоимпульс совершенно не виден в вакууме. Лишь плазменный накопительный кокон, венчающий орудийную башню дестроера, обычно тоже невидимый, за полсекунды до залпа начинает слабо мерцать неприятным фиолетовым светом и быстро гаснет, выплюнув разряд.

По счастью, нигде в Галактике нет столь глубокого вакуума, чтобы выпущенную по тебе серию энергоимпульсов нельзя было обнаружить по мгновенной ионизации межзвездных атомов, а обнаружив, попытаться уклониться. Особенно в этом секторе, где только за последние сто лет не меньше двух тысяч разнотоннажных кораблей обеих воюющих сторон превратились в облака газа, а причудливая поверхность фронта не сдвинулась и на миллипарсек.

Ох, неспроста его прижали к этой планете! Леман прекрасно понимал это, но, вертись не вертись, иного выхода, нежели вход в атмосферу, не просматривалось. Одиночный истребитель с израсходованным боекомплектом – легкая добыча для эскадренного дестроера, и если одному противнику еще можно какое-то время морочить голову резкими маневрами, то встреча сразу с двумя делает это занятие вдвойне бессмысленным. Три, от силы пять минут отчаянного танца под шквалом энергоимпульсов – и конец. Это если обреченным истребителем управляет опытный ас. Иначе – меньше. Леман не был опытным асом.

И тем не менее он финтил. Уклонялся, вертелся волчком, дважды пытался вклиниться между чужими кораблями, надеясь, что они поразят друг друга и прекрасно понимая, насколько зыбка эта надежда. Его отгоняли огневой завесой, как надоедливую муху, и методично, без особой суеты, расстреливали. Дестроеры немного уступали ему в скорости, но уйти он не мог – для этого ему пришлось бы перестать маневрировать, и тогда счет оставшихся секунд жизни сократился бы с десятков – или сотен? – до одной-двух. Он понимал, что скорее всего был бы уже уничтожен, не подвернись эта планета.

Его отжимали к атмосфере. Рывок вверх – и только плазменный шар останется кружить по орбите вокруг безымянного шарика, но быстро погаснет. Второй вариант – идти на посадку – по всей вероятности, был ничуть не лучше, но сулил небольшую отсрочку. И Леман выбрал именно его.

Локатор давал изображение поверхности. Весь материк был одним огромным плато, круто поднявшимся из океана на высоту в пять-семь тысяч метров, считая и километровый слой льда. Когда-то давно тектонические силы начали было ломать плато на части, но не справились и отступили, оставив сетку глубочайших узких каньонов. Они-то и давали некоторую надежду на спасение.

Он пробьет атмосферу, нырнет в каньон и уйдет с экранов. Затем найдет подходящую площадку и отсидится. Дестроеры не сунутся в атмосферу, но могут караулить его на орбите и неделю, и две. Особенно сейчас, когда впервые за два года беспрерывных сражений и стычек в боевых действиях наметилось некоторое затишье.

Что ж, придется поскучать.

И поголодать. А воды здесь в избытке – вон сколько льда…

Все эти мысли пронеслись в голове Лемана в один миг, а следующее мгновение ушло на то, чтобы осознать: он неисправимый оптимист. Серьезные маневры уклонения от огня на посадочной траектории невозможны, иначе либо сгоришь, либо рикошетом отскочишь в космос, как раз под удобный прицел. Три-четыре минуты торможения в атмосфере – более чем достаточный срок для поражения маломаневренной цели.

И все-таки он надеялся…

Два энергоимпульса, видимо, без точного прицела, слепящими молниями пробуравили атмосферу в стороне от него. Третьего Леман не увидел.

Вряд ли его обморок продолжался более нескольких секунд. Первым чувством было удивление: обзорный экран исчез. Вместо него имелся крошечный иллюминатор, а в нем – огненная буря. Спасательная капсула тормозилась об атмосферу. Значит, истребитель потерян… Леман потянулся к иллюминатору, надеясь сквозь плазменный кокон разглядеть сгорающие метеорами обломки своего корабля, но, конечно, ничего не разглядел. Ну ладно… Хорошо уже то, что остался жив, по счастью, автоматика отстрела капсулы сработала штатно…

Значит, есть шанс.

Если только комендоры дестроеров не соблазнятся уничтожить еще и капсулу. Хотя зачем?

Радиомаячок капсулы работает долго, но воздуха хватит часов на двенадцать. Это в открытом пространстве. Именно столько времени враг будет находиться неподалеку, чтобы атаковать спасательное судно, используя капсулу вроде наживки. Знакомая тактика ренегатов, а впрочем, если честно, в равной степени флота Великой Лиги. Именно поэтому командование не позволяет себе увлекаться спасательными операциями.

Допустим, местным воздухом можно дышать и предельное время ожидания не определено. Спасут ли?

Вопрос…

Ясно одно: надо продержаться максимум времени.

Парашют раскрылся неожиданно, заставив Лемана клацнуть зубами. Капсулу немного помотало в воздушных ямах, затем она вошла в слой спокойного воздуха, плавно устремилась вниз и, несмотря на тормозные пиропатроны, так основательно приложилась о плато, что потемнело в глазах. Все-таки атмосфера на этой высоте была изрядно разрежена.