Кир Булычев - Старый год

Они вошли.

Странная группа. Впереди Кюхельбекер. За ним очень старая, а может, не так старая, как изношенная, женщина с большим дуэльным пистолетом, который она упирала дулом в спину Кюхельбекеру.

Затем шел человек в сутане и капюшоне, от которого на лицо падала такая густая тень, словно у человека лица и не было. В руке этот человек держал короткую трубу. Три или четыре изношенных человека держались чуть сзади.

У меня оборвалось сердце. Я знал, что эти люди пришли специально для того, чтобы уничтожить окно. Но как они это сделают?

– Не плюйте в колодец, который вам еще пригодится самим, – говорил Кюхельбекер. – Власть не отказывается от преимуществ. Я вам это говорю как ваш союзник.

– У нас нет союзников, – проскрипела изношенная женщина. Платье на ней некогда было бархатным, расшитым сложными узорами.

Денис вдруг заверещал.

– Вот ты где, исчадие ада! – Монах в капюшоне увидел Дениса и повернулся к нему. – Мы знаем, откуда исходит беда!

– Подойди ко мне! – приказала женщина, глядя на меня.

Я покорно сделал шаг.

Но тут же понял, что в закулисье становится светлее. В спину мне бьет свет, который становится все ярче.

Женщина зажмурилась.

– Бегите, Кюхельбекер! – крикнул я.

Кюхельбекер ринулся в сторону, и женщина почти сразу выстрелила в него. Но я не знаю, попала она в министра или нет, потому что за моей спиной открылась щель в мой мир. И если я не воспользуюсь моментом, я погибну здесь.

Я стал пятиться к стене и никак не мог развернуться, чтобы сделать бросок, потому что меня охватил леденящий ужас от того, что творилось передо мной: монах в капюшоне поднял трубу, и из нее вырвался расширяющийся поток пламени. Это был огнемет. Конус пламени был направлен на Дениса и Соню. Денис пронзительно завизжал.

Я сделал движение к ним и понял, что ничем никому здесь не смогу помочь.

И тогда я кинулся, разворачиваясь в броске, к стене, в которой медленно закрывалась ослепительно светлая щель.

Монах успел развернуть огнемет в сторону щели, и когда я пролетал сквозь отверстие, то почувствовал жгучую боль в ноге.

И тут же щель закрылась.

Возможно, навсегда.

...Я лежал возле задней стены театра.

Я сильно ушиб локоть, штанина и кроссовка на левой ноге дымились. Я был оглушен и потерян в пространстве. Я даже не знал, удалось ли мне уйти от них или нет.

То место, куда я грохнулся, было освещено двумя театральными прожекторами.

Полукругом стояла небольшая группа людей.

Сначала я услышал их голоса – радостные, возбужденные, – потом они кинулись ко мне, и я закричал, чтобы не трогали – у меня обожжена нога!

Ко мне подбежали два амбала с носилками. Они хотели переложить меня на них, но тут откуда-то возник усатый доктор, похожий на Тараса Бульбу, и остановил их.

– Надо было что-нибудь подложить, – сказал я. – Так можно до смерти разбиться.

В тот момент я не шутил и не бравировал. Я в самом деле был сердит на них за это упущение.

Калерия присела возле меня на корточки.

– Молодец, – сказала она, – тебе несладко пришлось.

И тут у меня наступила странная, совершенно неадекватная реакция на то, что только что произошло. Я заплакал. Я с первого класса не плакал. Я плакал и повторял:

– Дениса убили. И Соню. Вот сейчас, только что, у меня на глазах. Они их сожгли.

– Ну успокойся, – говорила Калерия, – это шок.

Доктор Тарас Бульба протягивал ко мне шприц. Я отвел его рукой.

– Вы не понимаете, – пытался я объяснить им, – они убили Дениса, и теперь окна туда нет. И Егор будет ждать зазря... И Люська.

Тарас Бульба все же сделал мне укол, и мне стало спокойно и не больно. Я еще что-то говорил, но, наверное, полную чепуху.

Очнулся я следующим утром, в клинике. Рядом с моей кроватью сидела Катрин и ждала, когда я проснусь. На тумбочке стояли самые настоящие живые цветы.

– Доброе утро, – улыбнулась Катрин.

– Когда меня выпишут? – спросил я.

– Сегодня, – сказала Катрин.

– Как экзамены? – спросил я.

– Можешь поздравить.

– Поздравляю...

– Ты чего молчишь?

– Я думаю, каково им там.