Николай Васильев - Параллельный мир [СИ]

— Qu'est-ce que vous, ingenieur, savez concevoir? Moteurs a vapeur, batteries galvaniques, pompes — quoi? (Что же ты, инженер, умеешь конструировать? Паровые двигатели, гальванические батареи, насосы — что?)

— Tout ce qui precede, ainsi que le chauffage de l'eau, l'eclairage electrique, les reservoirs d'eau et plus encore… (Все из перечисленного, а также водяное отопление, электрическое освещение, ватерклозеты и многое другое…)

— Et tout cela dans les annees 20 incjmpletes? Ha, ha, ha. Ou tu as deja eu 30 ans, mais tu as l'air premature? (И это все в неполных 20 лет? Ха, ха, ха. Или тебе уже стукнуло тридцать, но ты просто выглядишь недоношенным?)

В ответ Миша вновь применил свой фирменный прием: схватил студента за ключичный нерв и тот, конечно, взвыл от боли.

— Quoi? (Что?) — стал стебаться Ботан. — Parle plus clairement, ne crie pas — sinon je ne peux pas te comprendre. (Говори четче, не ори — иначе я могу тебя не понять).

— Lache-moi, connard! (Отпусти, сволочь!)

— Repetez le deuxieme mot — je n'ai pas entendu. (Повтори последнее слово — я не услышал).

— La racaille! Oooo! Eh bien, il ne faut pas, il ne faut pas plus! (Сволочь! Оеей! Ну не надо, не надо больше!)

— Repete ce que tu veux! (Повтори, что ты хочешь!)

— Lache-moi, sil vous plait… (Отпусти, пожалуйста…)

— Maintenant, il est clair/ (Вот теперь понятно) — заулыбался Ботан, но тут ему стало не до улыбок: к его столику подскочили, наконец, приятели потерпевшего, и Мише пришлось спешно прибегать к другому аргументу — двуствольному пистолету. Под его защитой он попятился к выходу и уже почти достиг улицы, как на него налетел гарсон, требуя оплаты заказа. Миша сунул руку в карман, нащупал крупную серебряную монету (экю?) и бросил ему. Гарсон поймал монету и осклабился: видать, хорошо наварил на скандальном клиенте…

Миша бродил по этому Парижу до вечера и пришел к выводу, что французы не слишком увлеклись новинками цивилизации: да, рельсовый транспорт внедрен и здесь, на улицах, помимо масляного освещения появилось газовое, а перед некоторыми зданиями ярко светились электродуговые лампы — но ни автомобилей, ни мотоциклов у модников пока не было. Наконец он решил, что видел достаточно и скомандовал «Выход из игры». Мир вокруг привычно померк, но вдруг вновь появился (все тот же Париж), дополненный транспарантом:

— Выход из игры временно невозможен.

— Что за херня?! — взъярился Ботан, вновь повторил процедуру выхода — с тем же результатом.

После пятой неудачи его осенило и он скомандовал:

— Перенести меня в Кирицы!

Париж послушно исчез, но вместо рязанского села Миша очутился на берегу явно нерусской реки, причем среди солдат (слава богу, русских), обсевших костер, на котором в котле кипело какое-то варево. Он тоже был обряжен в форму (то ли мушкетера, то ли гренадера?) и держал в руках длинное и тяжелое ружье со штыком.

«Что за фокусы, админы? Я что, в рабы к вам попал?» — совсем запаниковал Миша.

«Ваш выход из игры заблокирован, — возник транспарант. — Он возможен только при летальном исходе. Но не пытайтесь прибегать к самоубийству — оно может оказаться действительным. Станьте героем, Емельян и наш мир будет у ваших ног».

«Блядь, блядь, блядь! Доигрался, блядь!» — выпустил пар Ботан и стал обдумывать ситуацию более спокойно. Было похоже, что он попал на русско-турецкую войну и что вокруг Румыния: вон там над рекой стоят типичные мазанки, а на склоне растут заросли кукурузы, перемежающиеся с виноградниками. Сейчас сентябрь 1789 года, а что за сражения были с турками в том году? Самое знаменитое Рымникское и, вроде бы, как раз в сентябре. Тогда ладно, опасаться нечего: Суворов в хвост и гриву разбил тогда войско турок. Впрочем, мне то надо как раз погибнуть — значит, буду рваться в первые ряды, являть чудеса храбрости. А вдруг админы решат, что это и было замаскированное самоубийство? Вот же гадство какое они мне устроили! Сволочи!

Персонаж Ботана оказался и в этот раз непростым: в солдаты был разжалован поручик Эмильен де Вержи, родом из Франции, который прибыл в Россию с первой волной эмигрантов, был зачислен на службу в гвардию, но почти сразу умудрился ввязаться в дуэль с одним из бесчисленных князей Голицыных и убил его. Голицыны сильно хотели упечь французишку на каторгу, но Екатерина поступила дипломатично и лишь бросила его в пекло войны простым солдатом, повелев зваться Емельяном Вержиновым.

— Емеля, — обратился к нему артельщик, только что снявший пробу с варева. — Давай свою миску. А то у нас народ ушлай: враз все разберут и тебе, тюхе-матюхе, ничо не оставят.

Миша снял со спины ранец, открыл его и сразу наткнулся на миску с ложкой. Он отдал миску артельщику, который плюхнул в нее варево из половника и протянул ее обратно со смешливой присказкой:

— Держи, Емельян Вержин. С варевом не спеши, народ не смеши. На ложку-то дуй, лишь потом в рот суй. Да хлебушек, хлебушек с варевом жуй…

— Мерси, сударь, — ответствовал Миша и вдруг добавил: — У нас во Франции говорят — кто на ночь поел сытно, сны видит любопытны.

— Сны любопытны… Это с бабами што ли?

— В том числе. Могут, правда, и турки с ятаганами присниться.

— Боишься турок-то? Зря, пусть они тебя боятся. Пока он ятаганом к тебе дотянется, ты ему завсегда успешь штык в пузо вставить. Или ты штыком пока не привычный? Конешно, в офицерах-то со шпагой управлялся да с пистолетом. Но я те скажу, штык куды надежней. Да и пуля из ружья летит дальше, чем пистолетная. Так што с оружием ты не прогадал. Но знашь ли ты главно правило штыкового боя?

— Нет, наверно…

— Главное товарища оберегать: пока он колет турка или татарина, ты должен зорко смотреть, чтоб ему со стороны кто саблю в живот не сунул или башку не срубил. Ну, а ты будешь кого колоть — тебя стоящий рядом поддержит.

— Спасибо, дядя, за науку. Учту в завтрашнем бою. Или завтра боя не будет, как думаешь?

— Обязательно будет. Наш Александр Васильич попусту солдатиков не гонят. Если уж случился марш-бросок вроде сегодняшнего, завтра надежно будет баталия. Он бает: кто промедлил, тот победу упустил.

— Но у него есть еще союзник, фельдмаршал Кобург, у которого войск в три раза больше. Ему, значит, и собираться дольше…

— После победы у Фокшан тот Кобург нашему генералу в рот смотрит и кажному его решенью послушен. Будет битва завтра, будет.

— Но турки в этот раз собрали, вроде бы, очень много войск…

— Нашему Суворову это без разницы. Он построит нас в батальонные каре, и мы пойдем через турок как нож скрозь масло. Лишь бы на антиллерию не нарваться. Правда, у нас и своя антиллерия есть, авось ихнюю подавит. Конницу же их мы ни во что не ставим: они на каре скочут, саблями машуть, а сделать против ружейного огня и ограды из штыков ничего не могут. Антиллеристы же наши как из каре по ним саданут картечью — те сразу в бега пускаются.

— Ну, если так здесь воюют, то ладно, трусить брошу. Но если меня все-таки убьют, кожу сдерут и на куски порежут, я тебя, дядя, у входа в рай подкараулю и придушу.