Николай Васильев - Параллельный мир [СИ]

— Вы верите в Бога, Лев Кириллович?

— Да, — ответил тот и добавил: — Хотя в годы ученья за границей испытал сильный искус со стороны безбожников-энциклопедистов…

— Это хорошо, — заверил его Миша. — Но верующий в Бога верит и в существованье дьявола. Вы в него верите?

— Поневоле да, — сказал Лев с некоторым трепетом.

— У дьявола, само собой, есть помощники, которых русские называют чертями, — продолжил Миша (внутренне посмеиваясь). — И черти эти способны на многие явления, выходящие за пределы здравомыслия. Достаточно Вам такого ответа?

— Ты… Вы — черт?! — явно струхнул бравый (совсем недавно) полковник и стал стремительно креститься.

— Не совсем, — сдал назад Ботан. — На мою душу черт нацелился и в надежде ее заполучить он мне стал помогать. Я в этом ему пока не препятствую…

— Это безумная затея, — сурово заявил Лев Кириллович. — Вам следует как можно быстрее исповедаться и положиться на волю священника!

— Увы, — продолжил стебаться Ботан. — Я воспитан в лоне редкой ветви протестантской религии: пофигизма. Как и кальвинисты, мы отрицаем посредничество священников между человеком и Богом и потому нам чужды исповедь и все виды церковных обрядов и наказаний. Для общения с Богом нам достаточно молитвы. Я, кстати, не уверен, кто мне на самом деле сверхестественно помогает: Бог или Дьявол? Впрочем, не удивлюсь тому, что это два лика одного Вселенского Существа…

По завершении речи Ботана Разумовский некоторое время оторопело молчал и Миша решил взять инициативу в свои руки:

— Лев Кириллович, — сказал он. — Я благодарен Вам за протянутую руку помощи. Оставаться под командой Самойлова мне вовсе не хочется. Да и доля солдатская мне порядком осточертела. Если Вы еще не передумали рекомендовать меня Потемкину…

— Да, — сказал невпопад адъютант фельдмаршала и поправился: — Нет, не передумал. Я верю в свою интуицию и то мнение, что сложилось у меня о Вас прошлой зимой, кажется мне самым верным. Осталось решить, как мне Вас называть?

— На людях зовите Емельяном, — пожал плечами Ботан, — а наедине лучше Эмильеном де Вержи или Эмилем.

— И откуда же Вы конкретно родом, мсье де Вержи? — едко спросил Лев Кириллович.

— Из городка Авалон, что находится в Бургундии, — улыбнулся невинно Миша. — Родина знаменитого вина. Вы должны были его пить…

— Авалонское? Никогда даже не слышал…

— Бургундское! Красное сухое или полусладкое, идет под все виды жареного мяса.

— Ну, это само собой. Хотя я предпочитаю белые вина: токайское, мозельское, шампанское… Ладно, будем считать, что мы перезнакомились.

— Уж простите меня, — улыбнулся Ботан. — Так получилось…

— Но что Вы можете предложить Потемкину в качестве благоустройства? Зимы здесь теплые, печного отопления вполне достаточно…

— Могу устроить яркое освещение бальной залы, всего дома и даже его окрестностей, — сказал Ботан. — Но потребуется много металлических пластинок (медных и цинковых), медная же проволока, шелковая нить, угольные стержни, воск, сургуч, борная кислота и еще, пожалуй, асбест.

— Все-таки Вы кладезь талантов, Галан Вержи, — уважительно глянул Разумовский. — Думаю, Григорий Александрович будет от Вас в восторге.

— Боюсь, как бы он не оставил меня у себя в качестве фокусника, — спохватился Миша. — Уж Вы напомните ему при случае мой подлинный интерес, Лев Кириллович…

— Обязуюсь, Эмильен, — серьезно сказал адъютант фельдмаршала.

В Яссы Ботан приехал в личной коляске Льва Разумовского, хотя и без ее владельца: тот отбыл в штаб-квартиру фельдмаршала двумя днями ранее, в обществе Его Превосходительства. Чтобы не испытывать судьбу на оживленном шоссе, уставленном многочисленными рогатками с караульщиками, Миша воспользовался еще одной любезностью своего покровителя: переоделся в партикулярную одежду и держал наготове документ, в котором значился Эмильеном де Вержи, камердинером графа Разумовского. Подделку эту служаки придирчиво читали и благополучно возвращали подателю.

Перед въездом в город простирались довольно обширные сады (наполовину уже оголенные), среди которых то тут, то там виднелись более или менее значительные домики, дома и даже домины «Это все дачи?» — поразился Миша. Вот коляска свернула и, в конце концов, остановилась перед входом в ограду обширного двухэтажного дома с верандой вдоль всего фасада и довольно редкими окнами, снабженными на втором этаже балконами. Стены дома были сложены из меловых глыб, а крыша покрыта новомодной красной черепицей. Из нее торчало не менее десятка дымоходных труб. «Ну вот, — подумал Миша со смешком. — А говорили, что зимы в Молдове теплые. Может, и вверну здешнему князю идею с водяным отоплением…». Он знал уже, что Потемкин воспользовался гостеприимством румынского князя Кантакузена и поселился в его даче.

Вдоль ограды беспрестанно ходили охранники (в белых куртках и штанах румынского кроя), а у входа была сооружена небольшая караулка. Кучер Разумовского, бывший здесь частым гостем, зашел в караулку, вышел и уселся опять на козлы, кивнув успокоительно своему седоку. Меж караулкой и домом была, видимо, какая-то связь («может, как на пароходах: голосовая по трубам?» — стал соображать Миша), так как дверь дома вскоре отворилась, из нее вышел камердинер и, придерживая дверь рукой, стал ожидать посетителя. Одновременно открылись ворота в ограде, и кучер подъехал к крыльцу дома. Ботан ловко выпрыгнул из коляски и, взбежав на крыльцо, шмыгнул мимо камердинера в дверь.

Впрочем, в обширном полутемном вестибюле он остановился и пропустил вперед усмехающегося в усы камердинера. Тот повернул за угол и почти сразу толкнул дверь в некую комнату, оказавшуюся кабинетом личного секретаря Потемкина в чине генерал-майора.

— Я Василий Попов, секретарь Его Превосходительства — сразу представился генерал лет тридцати пяти, чуть улыбаясь и благожелательно рассматривая приезжего. — А Вас как величать, сударь?

— Изначально меня звали Эмильеном де Вержи и сублейтенантом, — сказал Миша, ответно улыбаясь. — Но теперь зовут Емельяном Вержиновым, рядовым Фанагорийского гренадерского полка.

— Ага, — понятливо кивнул секретарь. — Рядовой в цивильном платье. Что же там у Вас в подорожной написано?

— Что я камердинер графа Разумовского, — искривил Миша губы в виноватой гримаске и подал поддельную бумагу.

— Графу Льву Кирилловичу я, конечно, не указчик, — с укоризной изрек Попов, — но Вас, рядовой, хочу предостеречь: такие шутки в Российской империи преследуются по закону. После дуэли Вы в армии оказались, а в результате этой фантасмагории можете оказаться на каторге в Сибири. Ву ме компрене?